Форум » КОРЧМА » Поэзия. Проза. Всё для Души... (продолжение) » Ответить
Поэзия. Проза. Всё для Души... (продолжение)
Краслава: Была у нас такая тема. Вот решила её восстановить. Надо народу дать возможность высказываться! Вот это я нашла в сети (Честно - не я) у девоньки одной юной, хорошо пишет.(пунктуацию и орфография сохранила авторскую). Мне показалось весьма неплохо. Но главное, психологически достоверно! СУДЬБА ВОЛЧИЦЫ Я родилась волчицей раннею весной, В норе уютной с непростой душой И солнце доброе светило в жизни мне Росла я сильною, готовилась к борьбе Настало моё время и волчица-мать, Давала мне напутствие в мой долгий путь Сказав что, в сердце заглянув к себе, Я расскажу, кем быть судьбою выпало тебе Волк благороден от природы и умён, На битву вечную судьбою обречён, С нечистой силой и отстаивая путь Он чутким нюхом чует жизни суть. Ведь волку безразличен в жизни страх, Он там всегда где, в жилах стынет кровь Где бой идёт без страха во плоти, И вся земля за честь орошена в крови. Все перемены в жизни по плечу ему Безумство правды в нём живёт и наяву Он грудью пробивает в жизни путь себе В неравной схватке и опасной той борьбе. Настанет день и заглянув в глаза мои А что такое волк подумаете Вы? Чем ты гордишься, в чём его душа Чем ты прекрасна, чем ты хороша? И расскажу я Вам, кем выпало быть мне, В израненное жизнью сердце, заглянув к себе, Как мать-волчица говорила мне тогда Судьбою волком быть, мне выпало всегда. [more] ВОЛЧИЦА. ПОЭМА О ЛЮБВИ И ВЕРНОСТИ Там, где овраги темны да ручьисты, там, где ручьи речисты да чисты, там, где птицы молчат, родила одной ночью волчица трёх лопоухих волчат. Месяц светил бледный да блудный, дебри сморил сон беспробудный, белка заснула в дупле. Не спала со щенками волчица, вылизывая их во мгле. Потом свирепела над логовом вьюга. Слепые волчата, трясясь от испуга, молока из сосцов напились и, сопя да икая от сытости, под брюхом спать улеглись. Дремала волчица, но чуткие уши ловили малейшие звуки снаружи возле волчьего логова. Но вместо поступи мужа - лишь дуба скрип толстоногого. А волк в это время, зажатый в капкане на волчьей тропе между пеньками, яростно бился и молча в лютом, смертельном отчаянии, судьбе не сдаваясь волчьей. Подкралась беда тихой, снежною сапой. Теперь с перебитой переднею лапой он цепь рвёт да снег жадно лижет, да слушает дебри сторожко: не заскрипят ли лыжи? В алой крови был снег разрыхлённый, стонали в агонии ели да клёны под злобной, слепящей пургою. Рассвет замаячил зелёный над тёмной, бессонной тайгою. Кто знал, что с пургою несчастье примчится? Тоскою объята, лежала волчица, волчат не решаясь бросить. С каждым может такое случиться. Беда никого не спросит. Не в силах терпеть пустоту и тревогу, волчица решилась идти на подмогу пропавшему в зарослях мужу. И, помолясь волчьему Богу, она побежала в стужу. Нет, не к добру быстро светало. Следы за волчицей пурга заметала, засыпая снегами логово- Волку бегущему - волково, Богу парящему - богово. И вот, отбежав подальше от дома, она в небеса завыла со стоном: - Что же ты, Бог наш волчий, оставил меня одинокой коротать мои вдовьи ночи?! Провой мне с небес, неистовый Боже, разделит ли муж со мной брачное ложе? Мало ль тебе мы крови жертвовали на охоте, чтоб жить мне одной век вдовий? Так выла она с минуту иль боле, вещая снегам о своей волчьей доле, как вдруг из далёкой чащи донёсся призыв, полный боли, душу и кровь леденящий. Проваливаясь по брюхо в сугробах, она понеслась, позабыв о тропах, призыва признав всевластье, к тому, кто зачал детей в ней, к тому, кто дарил ей счастье. Как сердце её закричало от боли, когда она встретила мужа в неволе, в крепком капкане зажатого, ждущего в тихой тоске в ад или в рай провожатого! Он посмотрел в её жёлтые очи. Он застонал и рванулся, но прочен был на капкане замок. Тогда прохрипел он: "Беги же! Беги"! И, потупясь, замолк. Но волчица, кипя лютою злобой, прорычала в ответ: "Прогони, попробуй! Тебе ли в капкане страстей указывать мне, что делать?! Матери наших детей"! "Ну, что же-- вздохнул он.-Делай, что хочешь. Но помни, что путь здесь от пули окончишь в попытке своей бесплодной, отдавая наших волчат в логово смерти голодной". Но самка, зажмурившись крепко со страху, в пленённую лапу вонзилась с размаху и, взвыв от его боли, резанула клыками, как бритвой, самца перебитую голень. Потом она, плача, рядом сидела, а он свою рану лизал то и дело, отвернувшись мордой к берёзам, чтобы она, не дай Боже, не узрела в глазах его слёзы. Внезапно донёсся охотников запах, и волк захромал на трёх своих лапах за верной своей волчицей, пробивающей грудью тропу к ручью, что к оврагу мчится. Они по ручью шли дальше от логова, пока не дошли до брега отлогого тихой таёжной речки, где ели стояли в снегу, как восковые свечки. Потом они сделали круг до оврага по полю, по снежному дну буерака. И волк уже полз за волчицей, потеряв в пути много крови, что продолжала сочиться. И след их кровавый скрывала позёмка, и вьюга весенняя пела в потёмках о верности и о любви их. А в логове ждали волчата: голодные, но живые. Так март пролетел, и снег тихо стаял. Волчица успешно охотилась в стае, а волк обучал волчат охоте на диких уток, мышей и резвых зайчат. Его все прозвали Трехлапым папой. Давно он привык жить с короткою лапой, но думалось год из года, что дороже лапы свобода. А по ночам ему снился капкан, в котором он бился, и вползали в ночные грёзы волчицы любимой слёзы. ВОЛЧЬЯ ДОЛЯ Тяжела моя волчья судьба, знаю точно я, что никогда Не погибну в болотах - ведь души спасенных проведут меня через года! Хоть и спас я уж многих, еще больше убил... Никогда не дружил я, никогда не любил... Был я волком всю жизнь, знать, судьба такова! Ну и пусть, эту жизнь проживу, как глава! Как глава спецотрядов, лидер многих бойцов, Хотя кто-то боится посмотреть мне в лицо, Не обижен на них я - сам себя я боюсь! Такова жизнь моя - через тернии рвусь! Если даже погибну - я не просто так жил! Если и отомстят мне, те, кого я убил, Я умру не без пользы для мира сего, И перед своей смертью спасу я его! Ну уж нет, не погибну я, что же я так! В батальонах врагов будет вой, кавардак, Уничтожу поганцев до начала зари, Друг мой, бог мой, в небо смотри! Уж заря начинает, конец настает, Но последнего гада волк никак не убьет, Что же, друг, неужели потерял я свой пыл?.. НИКОГДА! Пламя в сердце, дух еще не остыл! [/more]
Ответов - 107, стр:
1 2 3 All
Мичман: Тематика не Древнеславянская, скорее военная. Это реальная история трёх русских офицеров. Три офицера. Местность вокруг Наншаня напоминала преисподнюю. Вокруг рвались снаряды, изрыгавшиеся японскими орудиями. Вдали трещали ещё пулемёты, как русские, так и японские. Крики, стоны раненых, сотрясание земли. Русский пятый Восточносибирский полк под командованием полковника Николая Александровича Третьякова удерживал дальние подступы к Порт-Артуру, и Порту-Дальнему. Японская армия под командованием генерала Оку, вела наступление. И при всем желании, при всём мужестве и стойкости русского солдата, один полк не мог противостоять целой армии. Пущены вход были последние подкрепления, присланные генералом Фоком. Русские войска держались стойко. Из пятидесяти русских орудий, ещё несколько дней назад стрелявших по японцам, не уцелело ни одного. Из последних двух, стрелял один канонир, по очереди из каждого, пока выстрел японского орудия не прервал жизнь стойкого солдата. Полковник Третьяков приказал собраться всем офицерам полка, он поведал им, о приказе генерала Фока, отступать. Многие понимали, что это благоразумно, боеприпасов было мало, многие уже были убиты или ранены. Однако нашлись командиры рот, не хотевшие оставить позиций. Капитан Маковеев командир восьмой роты, и майор Соколов командир девятой роты, отказались отступать. И грозный взгляд полковника Третьякова, этого благородного офицера им был не помехой, они понимали, что полк должен отступить, таков приказ, но сами они не за что не хотели оставить эти позиции, эти траншеи, в которых лежали солдаты, которым они были отцами, офицеры, которым они были братьями. Полковник Третьяков понимал, что в иной другой ситуации должен был помешать нарушению приказа, но сейчас он должен был увести полк, с как можно более меньшими потерями к Порт-Артуру. Их жизни ещё будут нужны Отчизне. И они ей послужат. Солдаты молча смотрели на то, как два офицера шли к боевым позиция, не так давно оставленными полком. Увидел это и лейтенант Краговский. И в душе его что-то кольнуло, душой он должен быть там, с двумя офицерами, он должен исполнить долг присяги, данный Государю, Отечеству и Богу… Он был из богатой дворянской семьи, его отец мог устроить его в гвардию, он бы каждый день видел Государя, но сам он стремился с простой ратной службе, и как только началась война с японцами записался в пятый полк ехавший на передовую. Сплюнув на землю, он повернулся и зашагал против колонны солдат и офицеров, сказав на ходу : - Прощайте братцы, не поминайте лихом! Ускорив шаг, он догнал капитана и майора. И крикнул, сквозь шум стрельбы: - Господа, я с Вами! Опытные офицеры, повернулись и молча посмотрели на молодого офицера. Майор Соколов хотел было отговорить лейтенанта, но в душе понял что его место тут, и он, как и они не хотел показывать спину неприятелю. Выйдя, на передовую, они перекрестились, помолились, попрощались, и каждый из них направился к бывшему расположению своей роты. Капитан Маковеев держал в руке револьвер, который подарили ему французы за храбрость проявленную в 1900 – том году, когда во время антиевропейского восстания в Китае он принимал деятельное участие в спасении французской миссии. Сейчас он стоял у окопа, и смотрел на цепь японских солдат, они стреляли по нему, одна пуля сбила фуражку, другие падали рядом, подняв пистолет в руке он бросился из окопа, с криком, напоминавшим боевой клич его предков, языческих, славянских воинов, навстречу врагу, он опустошил весь свой барабан, прежде чем японская пуля, угодив в шею, убила его. Капитан пал замертво. Майор Соколов был ветераном ещё Русско-Турецкой войны, 1877-78 гг., за храбрость проявленную при штурме Плевны, ему было вручена сабля, с надписью за храбрость. Её он и сжимал в руках. Перед ним промелькнула вся его жизнь, балы, бои в которых он участвовал. Друзья, которых уже не было, скоро он отправится с ним. Когда японцы вошли в окопы, он кинулся на них с криком «За Русь Святую!» и убил нескольких, перед тем как был исколот японскими штыками. Лейтенант Краговский поднял с земли усеянной телами убитых, винтовку и патроны к ней, он стрелял и стрелял, по цепи японских солдат, стреляли и в него, пуля вошла в левое плечо и стрелять оказалось не возможным. Он взялся за свой револьвер, который был в кобуре, его ему подарили по случаю окончания Павловского военного училища, он помнил эти золотые годы, он помнил тот чудесный бал, перед которым ему вручили звания лейтенанта. Но сейчас он был тут, и его долг звал его, долг послужить Отчизне, и Государю-Императору. Уже весь в ранах он лежал прислонившись к стенке окопа, последние два патрона он выпустил в двух японских солдат первыми достигших окопа, его молодую жизнь прервал штык японского солдата… А в дали, по приказу полковника Третьякова, русский военный оркестр играл музыку, и под неё отступали солдаты полка, дабы не было паники и боевой дух был высок! Отступили с честью, впереди их ждали другие бои, оборона Порт-Артура и славные героические дела. Памяти капитана Маковеева, майора Соколова, лейтенанта Краговского, всех русских солдат и офицеров погибших в боях за дальние подступы к Порт-Артуру и Порту-Дальнему посвящается.
Лиса: Лада Сестрице * Сестрица, а здесь морозы - уже надеваем шубы. У вас, как и прежде, солнце смеётся на синем небе? Вчера выбирали жертву - колдун указал на Дзюбу. Мне жалко его... Но знаешь, ведь это почётный жребий: Беда у нас. Мор несытый пришёл из краёв далёких. Видать, насолили крепко мы старой Незваной Гостье… А Дзюба уже немолод – всё сладилось без упрёков, Он только велел: вы соли в огонь хоть щепотку бросьте… читать дальше* Насытились нашей жертвою Та-кого-звать-не-стоит, И мор отступил. Скотина почти поголовно пала, Но людям уже полегче: сегодня вот встали трое. Слезятся глаза… от дыма – сестричка, я так устала! Какая же это ноша – ухаживать за больными, Бессильно смотреть, как люди гниют изнутри - без счёта… А дети – как свечки, гаснут. И каждую смерть я с ними, Держа на руках, прощалась. Спокойного им полёта. * Как мама, отец и братья? Я, может, потом приеду… Мы жжём у реки одежду, постели в огромных кучах. Нас мало совсем осталось, но это почти победа - Сегодня уже последним – не сглазить бы! - стало лучше. Меня не коснулась хворь – уж не знаю, к добру ли, к худу. А вот сыновья-погодки… и муж… до сих пор не верю. Сестричка, спроси у мамы, мой род навсегда потерян? Я здесь не смогу остаться: их тени стоят повсюду. * Хотя ни к чему вопросы… Сама от родных истоков За счастьем своим пустилась, ни света, ни тьмы не зная… Послушай, ведь я непраздна, уже середина срока. Сестричка, что с нами будет? Мне страшно, моя родная! * Упрямо пишу, хоть знаю, письму не уйти с погоста. Я будто в костёр шагнула, внутри поселилось пламя, Болит… Но уже за дверью стоит дорогая Гостья, Здоровья вам всем, сестричка, пусть Боги пребудут с вами.
Краслава: Вы только зайдите посмотрите, какие стихи интересные пишет этот автор! Вот отрывок привожу, т.к. оно очень большое: Антимосква "....Русь там, где Правда, Равенство, Культура, Народовластье, Воля и Закон, – Но в Тирании затхлой и сутулой Она Чужой обслужитвает Сон. И Ложь Москвы должна уйти за нею, Чтобы Болезнью Кровь не отравлять, – И сможет Русь встать снова, – лишь посмеет Дерзнуть Учиться, Мыслить, Познавать! Взойдёт Звездой на чистом Небосводе Цивилизаций, славящих Прогресс, Став не «восточно-западным Народом», Но лишь Народом, ведающим Честь! Пора очистить Стяги Золотые, Открыть Глаза, узнав Душою Свет: Не Русь, – Москва больна Шизофренией, А у Руси такой «Проблемы» нет!..." Здесь полный текст стихов: http://www.my-works.org/text_25247.html
Краслава: И ещё его же. Когда Уходят Боги Пировали в Высотах Олимпа Лавроносные Древние Боги, И над ними сиял горделиво Громовержец, вкушая из Рога. И сказала Афина Паллада: « – О, Отец! Что-то мы засиделись! Снизойти нам давно уже надо, – Как Мудрейшим из смертных хотелось:» «Ибо Высшие пестуют Знанье, Наблюдая за Низшими зорко, – Собирают Цветущее Данью, Регулируют Сладкое с Горьким;» «Наказуют, иль дарят Прощенье Тем, кто Близки и Небезразличны, – Так пойдём же на Дольнее Пенье, Чтоб узнать о Делах в Мире Нижнем!..» И сквозь Бурю пронзил Громовержец Сенью Молний земные Громады, И очистил подножия Лестниц, Что нисходят на Сёла и Грады; И пылающим Солнечным Светом Тело Радуги выложил чудно, – И, влекомые Мудрым Советом, Боги вышли к Долам Многолюдным... Но увидели всюду Забвенье Старых Принципов и Идеалов, Услыхали фальшивое Пенье, Что лукаво Жрецы воссылали; Обошли и Моря и Равнины, Где смердили Неверье и Злоба, Хладный Скепсис, согбенные Спины, Безразличные к Жизни и Гробу; Мешанину больных Заблуждений С Удивлением здравым познали, Слепоту Золотых Развлечений Из Начала в Конец пролистали; Оценили Гордыни Пороков, Что когда-то в Зародышах были, И людей равнодушно Жестоких, Что бездушно над Главным шутили... И взирая на то Запустенье, Что купалось в Богатстве и Власти, Громовержец изрёк: «Вот Знаменье! Вот он, Оттиск Вселенской Печати!» «Указанье бессмысленных Действий Тех, что Суть и Значенья размыли, Позабывших про Время и Место, И во всём доверяющих Силе!» «Если Жертвы без Веры приносят, – То зачем принимать их Вслепую?! Если Главное больше не просят, И снуют, друг у друга воруя, – » «То не дело Богам унижаться До обслуги заблудших Двуногих!.. Нам пора с Этим Миром прощаться, И укрыться в Пределах Высоких!..» «Мы питали Эпохи Величий, Всё, что создано – с Нашего Спроса: Но теперь Он как-будто бы Лишний, – Так уйдём же из Царства Навоза!» «Пусть что Было, то рухнет Навечно, И рассеются Снова Народы, – Чтоб восстал на Земле этой Грешной Новый Бог под Лазоревым Сводом!» «Он искупит Собой Прегрешенья, Возвестив свою Новую Эру, – И Создатель поднимет Реченье, Что пробудит Великую Веру!..» И растаяли Древние Боги, Удалившись Неспешно и Тихо, И пропали навеки Чертоги На Олимпе седом и великом. Замолчали Оракулы в Дельфах, Захирели забытые Храмы, Пересохли Ручьи и Посевы, Вскрылись все Позабытые Раны; Всё смешалось, как было Когда-то, Приготовившись стать Материалом, – И тогда воссиял над Закатом Новый Бог без Меча и Орала. Он не знал ни «Пиров», ни «Величий», Он Прощал, а не мстил за Обиды, Был не «Царь», а Бродяга и Нищий, Вместо Лавра Шипами увитый... С той поры Он Эпохою правит, – Но осталось от Прошлого Слово: Бог уйдёт, если Вера зачахнет, – И тогда Мир обрушится Снова!.. 13.04.2006 Ужасное Иносказание Жил когда-то Народ Великий На Пространствах Земель Бескрайних, Знал на Шкуре Беду и Лихо, Врачевал от Соседей Раны; Был Упрямым, снося в Молчаньи Всё, что Прочие не сносили, В чистом Поле стоял нещадно, Непокорный Заморской Силе; Был Рабом лишь своим Владыкам, Отдаваясь им без Остатка, – Но в Быту беспросветно Диком Жаждал «Светоча» и «Порядка»... И Уста изрекли однажды: « – Что Вам жить посреди Метели, Грязь месить, удобряя Пашню, Как Родители Вам велели;» «Нищетою кормить Болезни, И Собою кормить Погосты, – Городская Судьба Чудесней, Безграничная в дивном Росте!» «Бросьте Землю, вперёд к Богатству, К Общим Благам, которых Море, – Жить в Кварталах милей гораздо, Чем в Деревнях, где Голо Поле!..» И Народ потянулся к Чуду, Стал искать, где Удел Получше: Он оставил былую «Скудость», Для вкушения «Райской Кущи». Отопление, Водопроводы, Школы, Садики и Больницы Панацеями от «Невзгоды» Заставляли «Наверх» стремиться. Люди стали Сырьём Заводов, Почитая «Зарплату» благом, – Но трудились таким же Потом, И хлебали всё ту же Брагу... Год за годом Столицы пухли От мечтавших пробраться к Свету, И коптила Вражда, как Угли, Золотое Мечтанье Это. И селились по Норам Узким, О Жилье не успев подумать, Все, кто грезил большим Искусом, Убежав от Наделов «Скудных». Так стонали по реям Клеток Променявшие Лес на Кашу, Темень Бед на Иные Беды, Затеревшие Пашню «Стажем»... Люди плакали и роптали: « – Нет Житья без Своей Квартиры! Все, Повсюду и Всех Достали, – Где Достаток, плывущий в Мире?!» «Души Дьяволу мы заложим, – Только б Детям пожить Как Надо: Без Квартиры Житьё не гоже, Мы готовы Любую Плату» «За Бетон, Кирпичи и Стёкла Уплатить по Счетам и Сметам, – Так Страданьем Судьба иссохла, Что осталась Сухим Заветом!..» И Природа кривой Усмешкой Им ответила: «Ну, дерзайте!..», – И дерзнули они Не Мешкать, И бежали Вперёд, Не Глядя: Перегрызлись в Сраженье Страшном За Возможности, Льготы, Деньги, По Вселенной метнулись даже, Собирая Жиры и Пенки; Всё о «Будущем» рассуждая, «Настоящее» линчевали, – Но «Достаток» с «Жильём» верстая, Светоч Жизни в Душе распяли!.. И, вернувшись с Богатством Новым, Стали Строить, Растить и Высить, Множить Блага, вставлять Засовы, Все и Всюду – с «Верхов» до «Низа». Но Детей не рожали больше, А Рождённые были хилы; Стала Старость для многих горьче, Стала Младость Больным немила; Смерть косила и тех и этих, Эгоизмом себя питая, – Так пустели Земные Клети, Обещавшие «Кущи Рая»... И предстала Картина Миру: Те, что Землю предали Камню, Те, что в Город себя селили, Бились за Угол и за Ставню, Получив, наконец, Хоромы, Завещали их Хмурым Ветрам, – Ибо Тот, кто Забыл о Доме, Будет ввергнут Корнями в Пекло!.. С той поры повествуют Тихо Эти Ветры Вселенной Тайну: Жил Когда-то Народ Великий На Пространствах Земель Бескрайних... 08.03.2006 Голос Избирателя Единокрысы вновь желают править, – Кропать «Законы» – мне, но без меня! – Пуская в Кровь крысиную Отраву, Чтоб Волю к Жизни исподволь отнять. Но у меня от них Противоядье: Свободен я! Меня не убедить, Что лучше тех, кто грабил или гадил На Свете нет, – что Крыс «не заменить»! Я равнодушен к Взяткам и Подачкам, – И «Повышеньям» нищенских «Зарплат», – Должны мне Крысы: их Амбары прячут Моё Добро, бесценное стократ! Скупые Годы, проклятую Юность, Позор Талонов, Цен Переворот, Обман и Хаос, Тление и Грубость, Цепь Безразличий, Голод, Недород, Раздрай Страны, Забвение Закона – Они не смоют в Памяти моей! Их Долг – Велик! Вина их так огромна, Что я желаю им Сочтенья Дней!.. В их Лапах Ложь Экранов и Бумаги, – Но я закрою Уши и Глаза: Пускай по Ветру их полощат Флаги, Передо мной – иные Образа. Пускай гласят: «За нас Большие Массы!» – А я не верю, я не покорюсь: Я голосую Сам, не по Указке Моих Врагов, завравших Имя «Русь»! Я буду с теми, кто, как я, Свободен, Кто за Порядок, не за Произвол, – За «Меньшинство» – за Золото в Породе, А не за Шлак, укутавший «Престол». Мне наплевать на «Миф о Президенте», – Блатной Паяц меня не убедил: Крысиный Идол с Крысами в Ответе За всё, что их Рассадник породил! Кто победит – решу Я самовластно, – «Единовластью» бросив напрямик: Я – Гражданин! Ценю – Многообразие! И Голосую Против «Проходных»!.. 02.12.2006
Венед: Меня затрах достал мой старый знакомый, большой любитель погулять. Побывал в Индии, Турции, Тайланде, вокруг Европы на лайнере в 10 странах (и по Кильскому каналу для Краславы: я его фотиком снимал Аркону). Вроде бы надо радоваться за него или завидовать. Но вот разговоры и воспоминания только о том: чем угощали и сколько он испробовал "Брендов" Само собой родилось: Ворона, серая, почти что целый свет пролетом видела, да только проку нет! Дерьма заморского склевала груды, всхрапнула на плече златого Будды, над Сфинксом реяла, порхала над Венерой... А вот домой вернулась... столь же серой! Бо, вспоминала только лишь о том, как хорошо ей было за столом. Мораль, здается мне, проста и не хитра: Ведь суть не в странствиях, а в качестве пера... (С) Венед.
Краслава: Венед Не в бровь, но в глаз! А через Кильский канал мы с тобой на поезде проезжали - помнишь ещё длинющий такой мост? Ну когда в музей викингов ездили.
Венед: Помоему мы его пересекали не то 2, не то 4 раза. Да и ты говорила о нем. Дружбана зовут Вякиль, вот я ему уже по его приезду презентовал: По КИЛЬскому, за КИЛЬкой, едет наш вяКИЛЬка!
Лиса: Осень Под кривым крестом на погосте Хоронили рыжую осень. Поминали всем белым светом: И наемники, и поэты. Отпевали нестройным хором Пять бродяг под гнилым забором... Небо было светлее стали, К панихиде мы опоздали. Дул по-зимнему резкий ветер, Плакал снег по всему на свете... Как там в песне твоей поется? ...Не воскреснет и не вернется... Крест да снег - ей ли много надо? Жжет глаза рыжина наряда, Все, что было, зима покрыла. ...Этой осенью я любила... (с) Айс Детрейн frolovdd, это Вам) Сказки кончились Сказки кончились, сказки выдохлись, Закружила нас вьюга снежная, Невеселое время выдалось, Да к том ж еще - неизбежное. Кровь застывшая, ночь тягучая - Распишись скорей в получении! И с тобою нам, волей случая, Одинаковое лечение... Хоть кричи теперь - только не о чем Хоть молись богам - да не веруешь... Хоть об стену лбом - это мелочи: Сказки кончились - что ж поделаешь... (с) она же
Лиса: Лисы - странные существа, За лукавым взглядом - тоска. Просто лисьева волшебства Не хватает на всех пока. Пряча в хитром взгляде печаль, Ищут лисы то существо, С кем ни капли будет ни жаль Рыжее делить волшебство. Так и ищут, а пока не нашли, Прячут волшебство ото всех. Только изредка поманит вдали Отголоском сна лисий смех. (c)
Краслава: Говорят, что однажды собрались в одном уголке земли вместе все человеческие чувства и качества. Когда СКУКА зевнула уже в третий раз, СУМАСШЕСТВИЕ предложило: - А давайте играть в прятки!? ИНТРИГА приподняла бровь: - Прятки? Что это за игра?? СУМАСШЕСТВИЕ объяснило, что один из них, например, оно, водит, закрывает глаза и считает до миллиона, в то время как остальные прячутся. Тот, кто будет найден последним, станет водить в следующий раз и так далее. ЭНТУЗИАЗМ затанцевал с ЭЙФОРИЕЙ, РАДОСТЬ так прыгала, что убедила CОМНЕНИЕ, вот только АПАТИЯ, которую никогда ничего не интересовало, отказалась участвовать в игре. ПРАВДА предпочла не прятаться, потому что в конце концов ее всегда находят, ГОРДОСТЬ сказала, что это совершенно дурацкая игра (ее ничего кроме себя самой не волновало), ТРУСОСТИ очень не хотелось рисковать. - Раз, два, три, - начало счет СУМАСШЕСТВИЕ. Первой спряталась ЛЕНЬ, она укрылась за ближайшем камнем на дороге, ВЕРА поднялась на небеса, а ЗАВИСТЬ спряталась в тени ТРИУМФА, который собственными силами умудрился взобраться на верхушку самого высокого дерева. БЛАГОРОДСТВО очень долго не могло спрятаться, так как каждое место, которое оно находило казалось идеальным для его друзей: Кристально чистое озеро? Для КРАСОТЫ. Расщелина дерева? Так это для СТРАХА. Крыло бабочки? Для СЛАДОСТРАСТИЯ. Дуновение ветерка? Ведь это для СВОБОДЫ! Итак, оно замаскировалось в лучике солнца. ЭГОИЗМ, напротив, нашел только для себя теплое и уютное местечко. ЛОЖЬ спряталась на глубине океана (на самом деле она укрылась в радуге), а СТРАСТЬ и ЖЕЛАНИЕ затаились в жерле вулкана. ЗАБЫВЧИВОСТЬ, даже не помню где она спряталась, но это не важно. Когда СУМАСШЕСТВИЕ досчитало до 999, ЛЮБОВЬ все еще искала, где бы ей спрятаться, но все уже было занято. Но вдруг она увидела дивный розовый куст и решила укрыться среди его цветов. - Миллион! - сосчитало СУМАСШЕСТВИЕ и принялось искать. Первой оно, конечно же, нашло лень. Потом услышало, как ВЕРА спорит с Богом, а о СТРАСТИ и ЖЕЛАНИИ оно узнало по тому как дрожит вулкан, затем СУМАСШЕСТВИЕ увидело ЗАВИСТЬ и догадалось где прячется ТРИУМФ. ЭГОИЗМ и искать было не нужно, потому что местом, где он прятался оказался улей пчел, которые решили выгнать непрошеного гостя. В поисках СУМАСШЕСТВИЕ подошло напиться к ручью и увидело КРАСОТУ. СОМНЕНИЕ сидело у забора, решая, с какой же стороны ему спрятаться. Итак, все были найдены: ТАЛАНТ - в свежей и сочной траве, ПЕЧАЛЬ - в темной пещере, ЛОЖЬ - в радуге (если честно, то она пряталась на дне океана). Вот только ЛЮБОВЬ найти не могли. СУМАСШЕСТВИЕ искало за каждым деревом, в каждом ручейке, на вершине каждой горы и, наконец, он решило посмотреть в розовых кустах, и когда раздвигало ветки, услышало крик. Острые шипы роз поранили ЛЮБВИ глаза. СУМАСШЕСТВИЕ не знало что и делать, принялось извиняться, плакало, молило, просило прощения и в искупление своей вины пообещало ЛЮБВИ стать ее поводырем. И вот с тех пор, когда впервые на земле играли в прятки, ЛЮБОВЬ - слепа и СУМАСШЕСТВИЕ - водит её за руку... Притча
Ярослава: Здорово!
Cмельдинг: http://smelding.livejournal.com/273555.html надеюсь, повеселитесь и вы...
Мичман: Cмельдинг ))))))
Краслава: Cмельдинг Ой повеселилися.... Поздравляю тебя друже. Правы твои друзья с фройнд-ленты - даже номинация - это тоже уже шаг вперёд. Ты бы мог себе такое представить ещё лет 10 назад? ну при ебне? Ну вот то-то... Ничего, курочка по зернышку... а камень точит. Хорошие у тебя книги, правильные и "побудители Духа Русов" - а это уже народное признание. Короче вот, так вижу. И ещё раз - Поздравляю и с выходом книги и с будущей премией!
Лиса: На меня объявлена охота. Я бегу в степи, не чуя ног. И сейчас мне страшно до икоты От шального лая гончих псов. Догоняют. Никуда не деться - Впереди лишь небо и обрыв. Мы играли здесь когда-то в детстве, Напрочь об опасности забыв. Дождь. Алмазы искр на рыжей шкуре. Сердце бьется всё больней, быстрей. Я была, наверно, полной дурой, Веря обещаниям людей. Ближе, ближе, лай морозит душу, И запутать след уж не успеть. Но, чем сдаться, так, пожалуй, лучше Разбежаться, прыгнуть и - взлететь. Пусть не в небо, вниз, ведь я не птица. Даль внизу маняще-глубока. Вновь идет охота на лисицу. След, кровавый след через века. Как же страшно попрощаться с солнцем. Близко смерть. Я слышу ее смех. Прыгнуть. Чтобы людям не пришелся На ушанки рыжий мягкий мех... (с) Redrik_Fox
Лиса: Явилась в мир она под крики соек, Вдали от городских и прочих стен. Она была красивой юною лисою, Ее хотели сжечь как ведьму на костре. К столбу была прикована цепями, Ведь быть лисой рожденной смертный грех. И, словно жадное оранжевое пламя, Пылал на солнце рыжий лисий мех. Закат был мрачным и кроваво-алым. Вокруг толпились люди, все в слезах. Лисица в центре алого цветка стояла, И дым щипал ее прекрасные глаза. Тогда, одернув форменный свой свитер И заявив, что в мире все фигня, Наиглавнейший, самый главный инквизитор Лису на руки взял и вынес из огня. И спала цепь с лисы, по звеньям треснув, И сам собой погас цветок-костер. Об инквизиторе с лисой слагают песни, Но их самих никто не видел с этих пор...(с)тырено
Alinka2: Плоские люди. Плоские люди себя так назвали, От многогранности они устали. Они лишь лечат себя от страхов, Завязывая руки в длинных рубахах. Они всегда себе вопрос задают- Зачем и куда они идут? И каждый день молются они, Чтоб не помереть им с тоски. припев: Плоские люди, помочь иль наказать? За то, что пути природы вам не понять. Дойдя до тоннеля ломитесь в дверь Не понимая, что с вами теперь. Вам что-то сказали, но вы заткнули уши, Это в ваших правилах - никого не слушать. В ваших так же правилах - всегда молчать, Спросят "кто виноват?", нельзя отвечать. Вы лучше ходите всегда по стене, Чтобы остаться с плоским на ровне. Чтоб были параллельны тело и река, Дабы теченьем ровно вас несла. припев: Плоские люди, помочь иль наказать? За то, что пути природы вам не понять. Дойдя до тоннеля ломитесь в дверь Не понимая, что с вами теперь. Каждый день самим говоря: "Завтра с начала всё начну я", А потом тело в рубаху окутав Станете завязывать сами себе руки. "Я не силён, я очень даже слаб, Хочется небес, но вызывают страх."
Лиса: Лакоста Камилла Небо мое Посвящается, даже скорее дарится, моему хорошему другу. - Сварт Оруэн, признаешь ли ты свою вину перед Богом и Людьми? - Не признаю. Вины за мной нет никакой... - Сварт Оруэн, признаешь ли ты, что в преступной гордыне посягнули на священное право Богов касаться неба? - Я не признаю священности этого права. Небо - для всех. - Богохульник! - Бросить его со скалы! Крылатые негодовали. Целый город кипел как море в шторм. Сварт стоял один среди Лысой плеши - небольшой, десять шагов в поперечнике, площадке. Некогда на ее месте был пик одной из скал Города Ветров, но ветер и ливни слизали вершину, оставив плоскую плешь. . Старейшины, из тех, что уже не держались на крыле, занимали почетные ложи, и, как и подобает, взирали на отступника с горечью и негодованием. Сварта бесило укоризненное сочувствие тонувших в морщинистой сетке глаз. "Скорее бы кончилось..." - ветер свистел в ушах, заглушая далекий рев моря. Иерофант расправил крыло и мягко спланировал на Плешь позади отступника. Сварт даже не оглянулся. Горожане, теснившиеся на ветках, канатных мостах, уступах, притихли. Сварт знал, там, среди них, были и те, кто чтил закон Богов не больше, чем он сам, кто хотел бы, если б мог, и сам дотянуться до неба. Но мог только он. Легкий, ловкий, "на ты" с ветром, он нырял в ослепительную лазоревую голубизну легко, как птица, поток обнимал его, подхватывал, нес выше и выше, и только размытые треугольники - крылья безнадежно отставших приятелей. Он не знал, кто из них предал. Может быть Рыжий Эд. Слишком неповоротливый для того, чтоб поймать высокий ветер. Или Джад-песочник... хотя он то мог бы, если бы постарался. Сварт не знал. И не хотел знать, кто доложил совету о забавах молодых охотников. - Признаешь ли ты свою вину? - повторил старейшина, напирая. - Нет! Небо - для всех. Я летал высоко, выше облаков, там нет никаких богов! Толпа ахнула. Иерофант изменился в лице, сжал руку, словно хотел ударить наглеца, но сдержался. - Старейшины решили... - жрец набрал воздуха в легкие и заговорил так, что скалы, казалось, испуганно вздрогнули. - Ты приговариваешься, Сварт Оруэн по прозвищу Сокол, к лишению Крыльев! Тишина накрыла войлочным мешком, заложила уши и затопила сознание. И в этой тишине был слышен только треск разрываемой материи крыльев. Сварт сжал зубы, до скрежета, до боли, пытаясь перебить ту, несуществующую боль отрываемого крыла, ему казалось, что пальцы Иерофанта сминают не хитроумную систему креплений и ремешков - рвут его сухожилия, выворачивают кости. - Со скалы его! - чей-то нерешительный голос подхватила толпа, и вот уже людское крылатое море скандировало "Со скалы! В море! В море!"... Вчерашние соседи, друзья... Сварт не всматривался в лица. -Тихо! - Иерофант поднял руку, гомон утих. - Ввиду молодости и скудоумия птенца, совет решил смягчить наказание. Сварт Оруен, за дерзость и своеволие ты будешь заключен в Черную Башню до тех пор, пока не признаешь свою вину и не покаешься. Как видишь, все зависит только от тебя. Признаешь ли ты свою вину? - Нет! - в третий раз отрезал Сокол. - Небо - для всех! Иерофант скривил губы, покачал головой - почти сочувственно, по-отечески, и кивнул двум стрижам - уносите. Сварта подхватили под руки и унизительно, точно бурдюк с водой, поволокли на запад, где чернела острая спица башни. Ветер ударил в лицо холодной ладонью, Сварт поморщился и... ... проснулся. Этот сон снился ему часто, чаще снилось только небо. Большое-большое, той лазоревой, бездонной синевы, какой оно бывает только весной. В снах о небе он был счастлив, он нырял в восходящий поток и, как прежде, расправлял крыло... Он научился не просыпаться долго, очень долго, балансируя на самом краешке яви едва ли не сутками смотреть сны о небе. Пробуждения после них были особенно ужасны. Потолок камеры едва-едва позволял выпрямиться в полный рост, спать приходилось, поджав ноги. Дважды в день, утром и перед сном, низенькая дверь отпиралась, и в его угрюмую темницу просовывал лысую башку угрюмый охранник, приносил похлебку и справлялся, не надумал ли узник каяться. Узник не каялся. Вот уже третий год. Старейшины знали, что делали. Темница башни позволяла жить и не умирать. И только. Нет, они не хотели мучить птенца. Теперь то Сварт понимал, что не хотели. Они лишь хотели призвать к покорности зарвавшегося мальчишку, любившего свободу больше чем Богов. Принудить, отняв его свободу. Они не понимали, что его свобода была внутри, что, предав ее, он не взлетел бы, даже вернув свои крылья. Поначалу он надеялся умереть. Он желал этого так сильно, как не желал даже летать. Он пытался не есть, но молодое, крепкое тело цеплялось за жизнь, за малейшую толику силы, требовало опустошать ежедневную миску с похлебкой. Тело стало главным его тюремщиком, оно вырывало его из сладких тенет сна и возвращало в убогий каменный мешок. Спустя месяц он смирился. Спустя почти полгода - привык. Но пыткой, ежедневной, еженощной, непрекращающейся, была не теснота и полумрак. На высоте его лица, почти под самым потолком, в его камере оставалось оконце. А в оконце - издевательской насмешкой - виднелся неровный лоскут неба. Здесь, на невообразимой для обычного крылатого высоте, на которой громоздилась башня, небо синело той особенной прозрачной лазурью, к которой Сокол так давно и безнадежно рвался. По ночам краешек луны висел низко-низко, казалось, протяни руку - ухватишься, но луна обманывала. Он любил это небо, до боли, почти до безумия. Жалкий лоскут, умещавшийся в узкой, в две ладони, бреши в стене. Сквозняк, веявший по ногам зимними ночами, первые лучи новой весны, будившие его апрельским утром... Это заставляло его оставаться живым. Это мучило его хуже несвободы. Он пытался не смотреть, забыть, не обращать внимания. Уговаривал себя не думать, а Солнце - не заглядывать в его жилище, но срывался, приникал к оконцу и жадно пил ветер, пряный ветер со вкусом свободы. На тысячный день его заточения снова пришла весна. Весна ворвалась в темницу непрошенной, полоснула болью по подживающим рубцам на душе - тем, что некогда были крыльями. Ветер пах травой и морем, он нес с собой шелест листьев и цветочную пыльцу. Сокол и представить себе не мог, что жизнь - такая легкая, доберется так высоко. Все тянулось к небу - сизый мох в обилии разросшийся у окна, тонкие нежные травинки, пробившиеся среди трещин в камне. А под крышей - как раз над самым оконцем, свила гнездо какая-то нахальная пичуга, презревшая всякие законы природы и тех самых, несуществующих богов. Сварт перестал спать. Ветер сводил с ума, ветер приносил сны, от которых сердце трепыхалось, как синичье крыло... Сокол перестал следить за днями и считать ночи, ставшая привычной теснота и сырость каменного мешка давила с новой силой. На десятый день он поймал себя на том, что в полузабытьи мастерит Крыло из рогожи и арестантской робы. Мастер крыльев не может забыть свое дело. Сварту не хватило весны, чтоб стать мастером... Но крыло жило. Он трижды ломал его, но крыло, упрямое, само собой собиралось снова, словно сговорившись с непослушными, безумными пальцами. Он помнил его, до последней завязки, мог повторить по памяти любой узелок. Под вечер в темницу, как обычно, явился страж. - Ей, парень... Есть хочешь? Сварт лежал на подстилке, тупо уставившись в трещинку на стене. Трещинка походила на вилочковую перекладину крыла. - Я похлебку тебе принес, слышь ты... Живой вообще? Может, надо чего? Сварт обернулся, прошептал спекшимися губами: - Заложите окошко... Много позже ему стало лучше. Жар спал, прошла лихорадка. Сварт сел на постилке, протер глаза. Ни зги не видно. Ночь? Но в окне - непроглядная темень и пустота. Он тяжело поднялся, на ощупь добрел до окна... Камень. Чуть влажный, холодный... Потеки раствора на пальцах. Вспомнилось озадаченное лицо стражника, деловито закладывающего брешь в стене. - Я этого хотел, - сказал себе Сварт. И не поверил. За стеной плескалось небо, оно никуда не делось, оно жило в нем самом и вне его, и никакие стены не спасали от невозможности дотянуться до божьей обители. Сварт ударил молча, хотя ему казалось, что он кричит, что кричит каждая клеточка тела, кричат руки и даже кустарное, из лохмотьев сооруженное крыло за спиной. Он ударил не по свежей кладке - по отчаянью, по тоске по небу, которую не убить, пока жив сам Сварт. Первым поддалась не новая кладка. Как ни странно, первым развалился источенный корнями, подъеденный временем и ветрами, старый булыжник, а за ним, точно только на нем и держалась, осыпалась и стена. Камни с торжествующим рокотом катились вниз, по почти отвесному склону, а над ним, насколько хватало глаз, стелилось небо. Башня кренилась, башня готовилась умереть. А Сварт, завороженный, стоял и пил ветер... От неба его отделял только шаг и страх перед первым взмахом крыла.
гость: Как то написалось ..... само .... Вот странно, я заметил по себе, Как что, так сразу хвать за карандаш, иль ручку . И ну, строчить дрянной, рифмованной стройкой Как я судьбой обижен жутко. А если вдруг подумать, наконец, Собравшись с мыслями и разобравшись в сути , Я понимаю, что вот это все, что здесь я настрочил- Лишь просто графоманские потуги А как я мнил себя, в мечтах купаясь в славе Ну как же , ведь во мне Огонь Богов , А на поверку вышел лишь кусочек Дара Чтоб мир имел пример, дурных стихов.
Лиса: Петр Бормор. Дракон и котенок. Темной ночью Дракон опустился на лугу недалеко от стен дворца. Здесь по утрам выгуливали принцесс, и он намеревался завтра раздобыть себе новое домашнее животное. Найдя место, где трава была повыше и погуще, Дракон распластался на земле, подобрал крылья и приготовился ждать. "Это хорошо, что я зеленый и плоский,-подумал он,- пока не нападу, никто меня и не заметит. Сами принцессы-то не кусаются, но у самцов, которые их сопровождают, очень неприятные жала." И в этот момент кто-то ударил Дракона по морде. Совсем слабо, но весьма решительно. Дракон скосил глаза, пригляделся и увидел у себя под носом котенка. Котенок стоял, растопырив тощие лапки, выгнув спину горбом и распушив хвост; от этого он казался вдвое больше. И это хорошо, потому что иначе Дракон бы его даже не увидел. -Ты чего?-удивился Дракон. -Ничего,- ответил Котенок.- Я охочусь. -На кого? -На тебя. Дракон моргнул, а Котенок важно объяснил: -От вон той березы и до забора - мои охотничьи угодья. Раз ты сюда залетел - ты моя добыча. -Да неужели?- усомнился Дракон. -Точно-точно!- Котенок прыгнул вперед и накрыл лапками палец Дракона.- Я тебя поймал, теперь ты мой! -И что ты будешь со мной делать?- Дракон заинтересованно склонил голову набок.- Съешь? Котенок задумался. -Нет. Не хочу я тебя есть. Ты красивый. -А что хочешь?- спросил польшенный Дракон. -Играть хочу. В кошки-мышки. Я буду кошкой, а ты - мышкой. Дракон сел на хвост и озадаченно почесал лапой за ухом. -Малыш, ты какой-то ненормальный. Я же Дракон! Ты меня должен бояться! -Я никому ничего не должен!- вскинул мордочку Котенок.- Мы, кошки, делаем только то, что хотим. А я хочу играть. -А больше ты ничего не хочешь?- прищурился Дракон. -Хочу, конечно!- отозвался Котенок.- Я еще хочу, чтобы мне почесывали брюшко, поили меня молоком и катали на спине. Дракон покосился в ту сторону, где громоздились в темноте башни королевского замка. "Да ну ее нафиг, эту принцессу!"- подумал он -Ладно,- кивнул Дракон Котенку, который уже пристроился тереться мордочкой о драконью лапу, и бережно подхватил его когтем под брюшко.- Хочешь жить у меня? -А ты будешь со мной играть? -Буду. И молоком поить, и брюшко почесывать. -Я согласен,- важно кивнул Котенок и вскарабкался Дракону на спину.- Все-таки хорошо, что я тебя не съел! --------------------------------------------- А принцесса даже не узнала, какой прекрасной участи ей удалось избежать.
Лиса: Яблочко без тарелочки Безрассветное утро серое. - Где были? - У развилочки. - Кто послал? - Сами бегали. Постояли молча, подумали: Срок расписан, пути указаны, Не сойдешь – собьют люди «верные» Не идти – так уж сказки рассказаны, Уже звезды над лесом развешены, Воронье ждет сигналов по веточкам. Что же делать нам? -Отправляйтесь в путь . Нынче яблочко без тарелочки . (c)
Всеслава: Вот такие стихи написал мой муж. Искуственным светом тебя ослепили, Подправленной правдой состарили кровь, Инстинкты звериные, раскрепостили, Заставив поверить в удобных богов. И выбор сделав за тебя Всучили в руки Рок иной, И струны сердца теребя, Поют лукаво: "Ты-не Гой К чему тебе пути земные? И предков праведный закон, Несущий свет, в умы людские.... Брось. Отрекись. И будь спасен" Зачем служителям покорным, Тот кто душой, не покорен? Не внемлет он молитвам скорбным, Не гнет спины пред алтарем, И не считает месть за слабость, А лучшей долей - смерть в бою, И не псалмы приносят радость, А песни птицы Гамаюн.... Автор Илья Телюк
Ярослава: Всеслава , мне понравилось. Хорошие стихи.
Краслава: Стихи С. В. Павлова По голубому снегу — шаг. По голубому снегу. Как он глубок! Как хороша Мечта — достичь ночлега! По голубому снегу — шаг. Идущий целиною Опять застыл, с трудом дыша, Под голубой луною. Под голубой луной, внизу, Он тянет многоточье. Вот стер застывшую слезу — Мороз крепчает ночью. Вот оступился и осел... Секунда, десять, двадцать... А если это твой предел? Что ж медлишь ты подняться?! Ах, голубой приманка-снег, Сон детский, безмятежный... Встряхнись, опомнись, человек! Ах, снег мой, хищный, нежный... Гул, и стон, и свист, и вой, Глухо ухающий ветер. На закате, на рассвете — Снежных вихрей дымный рой. Рваный воздух гонит снег, Вихри ввинчивая в скалы, Ветер, кажется, навек Над Крестовым перевалом. В сновиденьях, виденьях, бреду Я бреду, я медузой плыву в океане. За черту перейду — надо мною во льду Разноцветные блики желаний, Отгоревших в кристаллах небес, Переливов холодная пляска, Неразгаданно-ярких чудес Недосказанно-страшная сказка... Зимы последний вздох... Уже стучит капель. Но вдруг переполох — Прощальная метель. Шальная круговерть, Пушистых крыльев мах. Слетает с неба твердь, Белеет на холмах. И снова за окном Весенних капель стук... Зима была давно, Разомкнут снежный круг. Давай позабудем на вечер Наш слишком рассудочный век И выпьем за вечер, за свечи, За прошлый и будущий снег, За этот закат полосатый, За капли сосновой смолы... За то, чтобы век наш двадцатый Не тронул медвежьи углы. Твои друзья... Ты выбрал среди многих, Прошедших рядом, выбрал их одних. Ты выбрал их, прощающих и строгих, И хочешь верить — выбрали они. Снята перчатка, сделан шаг отважный, — Прочь спасенья, все начистоту! Поверив, и доверившись, однажды, Что ты нашел? Добро и простоту. Нашел в настороженном вечно мире, Где искренность беспечности равна. Ведь в дружеском кругу мишенью в тире Не может стать открытая спина. Короче, без нотаций и морали, В конце концов, не о моралях речь, Друзья тебе тогда друзьями стали, Когда друг друга стали вы беречь.
Краслава: Письмо украинскому русскому поэту А.П.Чехову Б.Г.Херсонскому. Вы мне все про Освенцим, Да про банальность зла. Но я, не будучи немцем, Не в ответе за эти дела. У меня дело другого свойства, Уважая национальные чувства, Хотелось бы поговорить об устройстве Современной поэзии русской. Не в том беда, что она к евреям Попала под руководство, это не порок, А в том, что мы в результате имеем Конкретный литературный совок. На всех местах председательских В премиальных жури, В редакциях и издательствах Сели новые секретари. Решают тайным советом Бульдогами под ковром, Кого назначить поэтом, Кого объявить козлом. Литературные премии И места на Парнасе Делят между евреями И пидарасами. Повсюду, словно ризома, Сеть их власти раскинулась, А мы гибнем, как хромосомы И как матка при климаксе. Мы пишем в стихах про природу, Про извечные тайны, А они предлагают народу Заниматься сексом анальным. И о наличии талантов Аргументы довольно плоские, На смену маршалам пришли адъютанты Гандельсман и Гандлевский – не Бродские. Сказано было где-то: Горе вам люди Писания Возлежащие на фуршетах, Председательствующие в собраниях. Мы на пропаганду Содома Не купимся, русские люди, И мимо их тещиного дома Без приколов ходить не будем. Верю, для русской нации Не все закрыты дороги, Спасет нас модернизация (вариант компьютеризация) И нанотехнологии. В Интернете возможность высказаться Обрел голодный и раб, И власть у хозяев дискурса Уходит из цепких лап. http://www.deduhova.com/blog/?p=1693
Лиса: Монолог в утробе матери Евгений Кисляков Здравствуй, мама! Ты проснулась? Я пока что не хочу. Ты оделась и обулась, А я ножкой колочу, В твой животик... чуть щекотно, Ведь тебе не больно, мам? Мне не очень здесь свободно, Как на воле, в жизни, там... Я пока что не родился, И чуть-чуть потороплюсь Мне сегодня мир приснился, Тот, в котором появлюсь. Как ты выглядишь, не знаю, Мне б уже прийти скорей. Да... Мамуль, я обещаю Буду лучше всех детей! Я послушным буду сыном С моих самых первых дней, Стану смелым я мужчиной, Мир ваш сделаю добрей. Мам, ты плачешь… Что случилось? Не волнуйся, я с тобой! Что сердечко так забилось? Ты живот погладь рукой… . . . Врач... Больничная палата, Скальпель режет не спеша, В кассу небольшая плата, За убийство малыша... http://www.stihi.ru/2009/07/15/589
Всеслава: Лиса, да, холодный пот выступил на лбу, после рождения сына по другому стала смотреть на все.
Венед: Жестоко!!! Сильный слог!!!
гость: Гуляю по лесу ,вдыхаю воздух свежий . Он так пьянит морозным хрусталем. Лишь белки бегают по веткам , И нарушают крепкий зимний сон Лесной. А снег блестит , переливаясь самоцветом. В ярчайшем зимнем солнце февраля . И на душе спокойней как то стало, Как будто Дома ... Здравствуй Лес ... Вернулся.... Это я... Ты помнишь меня мелким карапузом, Что ползал среди ягодных кустов. Или как пер велосипед сквозь буреломы сосен. Наваленных безжалостным дыханием ветров. Как прибегал к тебе с бедой ,обидой, горем. Рассказывал взахлеб , Уткнувшись лбом в шершавый ствол сосны. И получив совет и утешение, Летел домой , частенько даже не благодарив . И я как в детстве лбом опять уткнулся, В шершавый ствол той памятной сосны, И стал безудержно рассказывать о жизни , Все будто бы по полкам разложив . Не знаю сколько простоял я , Уткнувшись в теплую пахучую кору. Но боль ушла , ушли как встарь переживанья. И я обнявшись на прощанье , уехал снова ..... Теперь уж до весны. ///////////////////////////////////////////////////////// Кому то я мешаю жить и петь , Кому то просто я мешаю, А кто то мне завидовать вдруг стал Я ржал как конь когда ребята мне сказали . Ведь вроде как обычный человек Да с парой своих рыжих тараканов . С чего завидовать моей судьбе Такого я врагу не пожелаю . И как то сумрачно в душе , Там только ветер да ошметки , Кружатся в диком колесе , А были же когда то плотью . И был когда то монолит , Из чувств , надежд ,простых желаний . Теперь лишь ветер там шумит. Заносит все песком барханов . И верно говорил мудрец – Ты молод лишь пока душа жива . Пока горит она огнем , Ты будешь Жить – теперь она мертва . И я старик .... бреду по краю сумрачных барханов .
Всеслава: Ребета, какие вы стихи пишите замечательные, я не специалист, но мне кажется они талантливы, потому что идут из самого сердца, спасибо вам всем. У нас тоже родилось еще одно стихотворение. Проснуться мне бы утром зимним, Едва рассвет коснется неба, В Руси языческой, старинной, Умыться чистым, белым снегом. Сам дух Руси людьми силен, Защита-Обережный круг, И здесь один закон, И Богу ты не раб, а внук. Тут Божьим словом не лукавят, И павших предков помнят, чтут, И по делам достойных славят, И в очи глядючи не лгут. Здесь тени предков у костров На общем праздничном пиру, Заложат мудрость, силу слов, Благославят на ратный труд. Мне б в той Руси навек остаться, Пьянея пить свободный ветер, По чести жить, любить, сражаться Покуда жив и Солнце светит.
Лиса: Памяти Гагарина... Взлетел, как сокол, русский парень, Над рабством суши и воды, Но плюнул ядом Змей Тугарин - В Росиии вновь царят джуды! И гордый витязь, как Денница, Упал с небесной высоты, А Демиург замкнул в темницу О звездах, русские мечты... Неужто ты летал, Гагарин, Затем, чтоб жизнь была пуста, Что бы попов свиные хари Опять нам тыкали Христа? Зачем ты шёл походкой гордой, Как бог, на русский космодром, Чтоб через век, цветные орды До тла разрушили твой дом? Чтоб толпы спившегося быдла И жалкий офисный планктон, Уткнув в навоз мещанства рыла Сменяли космос на гандон? Вопрос...вопрос...Но нет ответа... Молчат безмозглые стада, Вся равнодушная планета Молчит, не ведая стыда... Прости, Герой...Мы все просрали, Мир превратился в Каганат, А ты, средь звезд, пируй в Валхалле, Ведь ты - ни в чём, не виноват... http://rus-antichrist.livejournal.com/114095.html
Краслава: Прости, Герой...Мы все просрали, Мир превратился в Каганат, Чтоб через век, цветные орды До тла разрушили твой дом?
Краслава: Олеся Николаева "...Кичливый лях, иль верный росс?..." А. С. Пушкин, “Клеветникам России”. 1 Варшава гневная! С тобой мы не в ладу. Не в духе, что ли, ты проснулась на виду Европы, потерявшей интерес к тебе, и, грудью ложась на стол, чтоб ложку мимо рта не пронести, швыряешь нам счета, мифически взывая к правосудью? Варшава шалая, с шипами: всхлип и шип из уст доносится, смотри — язык прилип к гортани, притупилось жало, и жалок голос, он охрип, осип, а ведь когда-то под прикрытьем лип Речь Посполитая так бурно клокотала! Варшава ушлая, шальная, широка ты Вислой выспренной, в запястьях же узка, в ладонях жадная, нежна твоя рука, зато легка пощечина, звонка, да вот щека — щетиниста, шершава, Варшава! Варшава шумная, сиди себе сверчком, на бледном темени с тревожным родничком молчком. Или забыла ты, как в оные года валялась, праздная, в канаве без стыда, без платья шелкового, волоса торчком, ничком? 2 За что? За брестский мир, за черный сор, за сговор воровской, за твой вихор, по-петушиному встававший дыбом, за спесь твою, неряшество и вздор тебя причесывали, делали пробор, плели косу, вели на царский двор, где пруд серебряный, и видно до сих пор, как отражалась ты на зависть рыбам. Но ты ушла, надменная, и дверь вслед за собой захлопнула с надрывом, за что ж ты платы требуешь теперь, размахивая векселем фальшивым? За что? за одичалые стада вражды твоей и вероломства — да, за злую похоть, суеты излишек и за Москву, спаленную при Мнишек, за ход конем, за лютую стрелу, за патриаршью смерть в лихом углу, за ядовитый привкус святотатства, за кровь дурную, за “пся крев”: иглу отравленную — униатства?.. 3 Строптивая, Европы на краю, кого желаешь пнуть, кого — потешить: под “Варшавянку” блудную твою расстреливать вели и вешать… Кому готовишь огненную сечь и огоньки болотных страхов, зачем ты снова затеваешь речь — Речь Посполитую и распаляешь ляхов? Варшава шустрая — до моды, щегольства охочая, — ты жаждешь сватовства с Парижем женственным и Лондоном лукавым. Когда суха земля, зыбка листва, ты корни рвешь славянского родства: все шуйцей норовишь за ухом правым. Давно ли Римским папой нищету ты прикрывала, била на лету, как козырем?.. Горящий померанец твоих волос — он виден за версту, и папа ныне над тобой — германец. 4 …Мне вдруг напомнила — здесь, в ледяном краю, ты Леокадью — польскую мою прабабку — в немощи, в тряпье, желая страстно сломать ход времени, она, швырнув очки, сжимала крошечные злые кулачки, лупя одним другой: “Холера ясна!” Но прадеду была верна во всем — крестясь по-нашему, молилась Матке Боске, блюла родство и бледным жглась огнем… …И ты ходи при ясном свете, днем, Варшава шаткая! И помни о своем — кто ты, откуда ты, характер твой каковский… Пока мы чашу пред Голгофой пьем, жуй хлеб беспечности, болтай о том о сем и потчуй паньство kaczkoi po zydowski.
гость: Кому я нужен , тот меня найдет . На липовой аллее вымершего парка Там время не течет совсем , Там все, как было у меня когда то . Там тишина , покой – Которые теперь мне только снятся. Там листья лип по доброму шумят . Там злоба вся уходит безвозвратно. И если нужен, как ни кто другой . Ищи меня на той аллее . Быть может я очнусь , пойду с тобой … Но сам придти к тебе теперь я не сумею. ,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,, Костер .... гитара , тихий шёпот звезд , под перебор уставших струн . клинок наточенный до слез , что в отраженье древних рун. В походной кружке терпкое вино в округе разливается покой , уют ... и лишь в дали, пред взором внутренним горит. огонь свечи , там Милая ... там ждут ..... А за спиною звон мечей , Гудящий рой каленых стрел И песня что тогда запел Подняв в атаку сотни тел , И был той сечи лютый вой , И был звериный твой оскал . И песнь, что ты тогда запел Зажгла в людских сердцах пожар. Пожар той ярости святой Вдохнул в солдат незримый Бог Придя к сынам своим на зов, Который ты все распевал . Свистела сталь тот гимн во славу , Бесстрашным воям, яростным сердцам. И пели сотни душ , тот гимн…. Которым стала твоя песня, Воспламенив в людских сердцах пожар….. Теперь все позади , все за спиной Теперь костер , гитара, тишина . И взор все внутренний манит Огонь свечи ….. тебя там ждут ……. ………..там Милая твоя … …..
Лиса: РУБЕЖ Кончается все, как и было предсказано, Под пальцами краски с картин осыпаются, Не важно, какими судьбами мы связаны, Последний рубеж. У него - не прощаются, А просто расходятся в разные стороны, Спокойно промолвив: "Ну, может быть, свидимся..." И в небе не кружат ни чайки, ни вороны, Мы не попрощаемся и не обидимся, На мартовский снег, на ночные автобусы, Которых дождаться никак не случается, И полюсы старого школьного глобуса Во веки веков навсегда разлучают нас... А впрочем... Конечно, однажды мы встретимся, Друг другу навстречу случайностью движимы, "Как жизнь?" "Неизменно. Земля все же вертится." В глазах - удивленье: "Ну надо же, выжила..." (с) Айс Детрейн
гость: По жизни разучился я любить По жизни людям я не верю , Зачем, пред чем то , кем то, падать ниц , Тем паче, это не для Зверя … По жизни я иду по ритму Удар, труп , шаг , удар, труп, шаг , И нет надежней алгоритма Под этот ритм я чеканю шаг . Под этот ритм я отношусь и к Жизни Которая из войн вся состоит Я плакать в детстве разучился , Душа как лед , а он ни грамма не болит. И нет прекрасней развлечений . Чем битвы яростный оскал, Когда ты выпускаешь Зверя, А он не ведает преград……. Зачем , почем живу, уже не представляю , Зачем давлюсь таким холодным яростным огнем Хотя…. Наверно для того …. Что бы полоска острой закаленной стали , Прервала путь на пике яростной атаки , И подарила долгожданный мне покой …..
гость: Мне как то скучен этот мир .. И к этому еще противен.. Прогнили души воинов лихих. И стала грязь, доспехи превращать в руины . Могучие мечи, что наши предки Ковали для потомков будущих своих Теперь покрылись ржавой бахромою Теперь они как прутики метлы – хрупки. Погрязли в рабстве духа , тупости и лени , Вымаливая милость – дай нам днесь И нет милее им объедков Которые, как псам, под стол им кинет господин Забыв, свободные просторы Мира Которые, как воздух были всем нужны . Они традицией как бы прикрываясь Одели дружно золотые кандалы Идеей, что воняет трупным смрадом … Отравлен был прекрасный детский Мир И вот продвинутое чадо , уткнется в комп Или бухой, ползет в сортир… А я наверно не нормальный … Но с каждым днем, мне больше хочется Войны И кровью черной и поганой Залить всю Землю Матушку по тын Смеясь, идти в могучей конной лаве Склонив копье , тараном, что бы был удар Пройти сквозь строй врага гнилой, поганый , А после развернутся чтоб добить его . И после боя выпарится в бане Попить кваску , одеться в чистый лен И править меч , потравливая байки , Для битв грядущих, подготавливать Его…….
Лиса: Было время, когда Зимы не было. Не было -- и всё. Круглый год шелестели зелёной листвой отпрыски Мирового Древа, земля не знала холода и щедро кормила всех живущих. И Срединное море, сквозь которое Древо растёт, было тёплое-тёплое, как парное молоко. Сёстры Жар-Птицы, сменяя друг друга, летали под кроной, и ночью оттого было почти так же светло, как днём. И ни Варги, ни рождённые после них ничего не страшились. Жил тогда один варг -- молодой, задиристый, умом-разумом или особыми какими талантами не отличающийся, он во всём считал себя правым, а любые споры предпочитал решать дракой. Так и прозвали его за то Буяном. И вот пришло Буяну в голову желание добыть себе Жар-Птиц. "А что? -- думал он. -- Или они не птицы? Что ли их и сохотить нельзя?" О том, как мир без Жар-Птиц будет, он и не задумался. Выбрал Буян в году самый длинный и жаркий день, когда Птицы в своём пути под кроной встречаются, пошёл к самому краю мира, где ветви Древа к самой земле опускаются, и полез наверх. Сколько он лез -- никто не скажет теперь: Мир тогда совсем мал был, а вырос с тех пор многократно. Долго ли, коротко ли, а забрался Буян на такую высь, что вниз не то что взглянуть -- подумать взглянуть страшно! Подкараулил Жар-Птиц -- да как прыгнет! Птицы с перепугу врассыпную бросились: Дневная ещё выше взлетела и в самых верхних ветвях спряталась, а Ночная вниз бросилась, к самой земле. Увидел Буян, что добыча от него в разные стороны кинулась, разозлился, но выше лезть не стал -- за Ночной Птицей прыгнул. А та от страха ещё сильнее крыльями замахала, да так с разлёту, не успев остановиться, в Срединное море влетела, дно корневое собой пробила и провалилась прямо в Подземный мир. А в Подземном мире уже тогда холодно было. Очень холодно. Почему это Люди вдруг решили, что посмертие у них должно быть без тепла и света -- кто знает? Но только вера человеческая и по сей день порой такое творит, что ой-ей! Быстро замёрзла Ночная Птица, перья распушила, вся в комочек съёжилась -- так и скакала по дну Подземья, своим теплом да движением согреться пытаясь, да от страха пережитого потихоньку в себя приходя. А тем временем холод подземный сквозь дыру в морском дне выходить начал, да так быстро и так сильно Срединное море остыло, что варг Буян, вскоре после Жар-Птицы в воду упавший, так и замёрз насмерть. Хмуро посмотрел на это Бог, но сказал только, что Буян сам себя покарал, из плоти его соорудил вокруг ствола Мирового Древа остров, шкуру по всему миру густой травой расстелил, а костями дыру в морском дне залатал. Но кости -- не корни, плотно их не переплетёшь. Тяжёлое началось время: из Подземного мира холод идёт, Дневная Птица высоко летает и спускаться не хочет, сестра её больше ночи не освещает, земля словно камень стала, вместо дождей с кроны сыпятся мелкие колючие льдинки. Всё живое страдало и гибло, лишившись привычных тепла и света, а Срединное море таким холодным стало, что корабли, далеко от берега ушедшие, замерзали и плавали по воде огромными глыбами льда. С тех самых пор море и стали звать Ледяным. Так остыл Мир, что с цветов на кроне все лепестки осыпались, и ночи стали совсем чёрные. Посмотрел Бог, сколько бед одна дурная голова сотворила, и пошёл к Дневной Птице -- уговаривать её спуститься ниже, хоть немного согреть замерзающий мир. Рано ли, поздно ли, Жар-Птица страх свой забыла, спустилась, начала снова мир греть и освещать. А там и сестра её из Подземного мира выбралась, под крону вернулась. Нескоро, но всё же стал мир таким, как прежде. А Бог, чтобы все живущие с тьмой и холодом справляться научились, попросил Дневную Жар-Птицу улетать выше в крону, разве что не так высоко, как в первый раз. И теперь раз в год холод Подземного мира с новой силой дышал сквозь Ледяное море и наступало время, которое Люди назвали Зимой, холодное и тёмное; раз в год, в самую длинную, самую тёмную и холодную ночь облетали лепестки с Цветов, а на следующую ночь в кроне сияли уже новые, незнакомые соцветия. Только Ночная Птица от пережитого так и не оправилась: она словно стала меньше, перья потускнели и света теперь давали гораздо меньше, а тепла и вовсе не стало. И вместе Жар-Птицы больше уж не летали. Мало ли что. Мало ли кто. ((с) 26.08.2010) http://amertath.livejournal.com/5001.html#cutid1
Лиса: В лето Господне 7518 -Кто вы такие? -Святые рабы. -Что вам, рябые? Прёте куды? -Русские мы... -А по виду хаза. Ну-ка, пред князем, в землю глаза! -Что за явление? В яму их всех! -Смилуйся Римон и ты, Адрамлех, За превеликую дерзость прости, И через пекло домой пропусти! -Вот она, герцог, двойная мораль! -Падлый народец, московская враль. -Чем откупитесь? Что принесли? -Пепел домов и с погоста земли... -Золота нет, хлеб побил ураган... -Только и крови, что в жилах стакан... -Как это пошло. Исшествие масс-с. -Не говорите, опять ренессанс. -Что там в прицепах? Бабы? Щенки? -Самкам плетей, пусть глядят выродки. -Жарь их похлеще по всем сторонам... -И из мужей десятого нам. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Черный от дыма и горя народ Вышел в Россию из адских ворот. Словно и не было тысячи лет, Что же нас ждет? Только Бог даст ответ.(с)daima
гость: Удар мечом … Удар копьем .. И росчерк длани Воинского Бога … Разрезал яркой вспышкой небеса И двинулись колонны легионов Спеша на битву без конца …. Спешат они на зов потомков .. Которые Пока еще Живут Которым Честь и Долг не позволяют сдаться И этот бой они еще ведут … И как река в себя вбирает ручейки , притоки Вбирает Славы тракт, в себя пути, Идущие во времена Пророков, Могучего Отечества – Руси Идут по тракту рати Святослава .. Довмонта Псковского идут … Донской, Суворов , скачут справа С тревогой впереди высматривая Путь. И с каждым шагом примыкают к Вечной Рати... Герои , с доблестью ушедшие в века Идут Кутузова солдаты , Давыдов и Бакланов с ним- лихие как всегда … Идёт Ермолова колонна Брусилова идут богатыри И в этом же строю тринадцатая рота, Землянского полка…...Идут они........ Они идут , они спешат и знают … Что сразу с марша, будет бой… Но вот успеют ли ..... не знаю Ведь Верное решенье..... ЗА ТОБОЙ …….
Краслава: гость Класс! Автор кто? Утаскиваю к себе на сайт. (Извини, но чуток поправив только знаки препинания )
гость: Автор я .... поправляй .. это почему то черновик ... знаки действительно не правлены .....
Краслава: гость пишет: Автор я Вот и ладушки. уже. http://rusinka.mylivepage.ru/blog/90_%D0%9E%D0%B1%D1%89%D0%B8%D0%B5/17352_%D0%A1%D1%82%D0%B8%D1%85%D0%B8_%D0%B2%D0%BE%D0%B8%D0%BD%D0%B0
Ярослава: А.Жуков. НА ГОРБАТОМ МОСТУ Ветеран продает ордена, Чтоб не кланяться ради Христа. Что ж молчишь ты, родная страна? Иль совесть твоя нечиста. Этот орден его - за Москву, А другой - за рейхстаг, за Берлин. Он стоит на Горбатом мосту Без друзей боевых, сам - один. Этот друг его пал под Москвой, И упал у рейхстага другой. И стоит ветеран сам не свой, Вечный пленник Второй Мировой. Он сберег тебя, Родина-мать. А друзей не сумел уберечь. Сколько минуло лет и опять Он услышал немецкую речь. Он стоит на Горбатом мосту, Перед Богом и Родиной чист. Этот орден его, за Москву, Покупает седой интурист. Гладколиций, сухой господин, Как и он, ветеран по годам. - Если хочешь, бери "За Берлин". А Москву я тебе не отдам.
Alinka2: На стихи моей мамы записали песню со знакомым. Песня "Эмигранты", всем русским эмигрантам посвящается! http://rapidshare.com/files/445706104/____________________.mp3
Краслава: Алинушка милая девочка, благодарю тебя (шмыгает носом ) Десять раз уж прослушала... А напиши сюда пожалуйста текст, а? Хочу перепостить у себя на сайте. Можно? "...русский без Родины - не соловей..." эх!
Alinka2: Да мы тут сами все от нее плачем :) С радостью размещаю текст: Эмигранты Два эмигранта - Две русских души. Звуки органа в холодной тиши, Руки сплелись на коленях у нас, Звуки органа ввергают нас в транс. Припев: Наша загранка - немое кино. Души замерзли как два эскимо. В синих глазах твоих Родина - мать. Как мне тебя не любить, не желать? Душу мою поцелуем согрей, Русский без Родины - не соловей. Здесь не поется, не дышится мне - Я потерялась в чужой стороне. Припев: Наша загранка - немое кино. Души замерзли как два эскимо. В синих глазах твоих Родина - мать. Как мне тебя не любить, не желать? Пальцы сплелись как в экстазе у нас. Звуки органа для нас в этот час. Шепчет мне сердце: "Ты не тужи, В этом загадка русский души" Припев: Наша загранка - немое кино. Души замерзли как два эскимо. В синих глазах твоих Родина - мать. Как мне тебя не любить, не желать? (с) Винничек Марина Борисовна
Краслава: Благодарю тебя Алинушка. Поклон маме. Буду ждать новых результатов. Стихи утаскиваю к себе на сайт.
Ярослава: Сегодня была на литературной встрече, которую проводила издательская группа "Велесово слово". Вышел сборник стихов родноверов "Живая вода". Подготовлен второй сборник. Будет и третий. Вот стихотворение из первого тома, который я держу в руках. Светобор. Солнцепоклонники. Очерчен круг огнём. Сомкнулись руки силы. Мы здравие поём В честь Рода и Ярилы. Кольцо надёжных рук День ото дня всё шире. растёт единый круг Во всём славянском мире. Врагу не разомкнуть Кольцо единоверцев. неразделимый путь У Солнца и у сердца!
Краслава: Класс! утаскиваю
Краслава: Дева 1610 года Явилась мне божественная дева; Зеленый лавр вился в ее власах; Слова любви, и жалости, и гнева У ней дрожали на устах: Я вам чужда; меня вы позабыли, Отвыкли вы от красоты моей, Но в сердце вы навек ли потушили Святое пламя древних дней? О русские! Я вам была родная: Дышала я в отечестве славян, И за меня стояла Русь святая, И юный пел меня Боян. Прошли века. Россия задремала, Но тягостный был прерываем сон; И часто я с восторгом низлетала На вещий колокола звон. Моголов бич нагрянул: искаженный Стенал во прах поверженный народ, И цепь свою, к неволе приученный, Передавал из рода в род. Татарин пал; но рабские уставы Народ почел святою стариной. У ног князей, своей не помня славы, Забыл он даже образ мой. Где ж русские? Где предков дух и сила? Развеяна и самая молва, Пожрала их нещадная могила, И стерлись надписи слова. Без чувств любви, без красоты, без жизни Сыны славян, полмира мертвецов, Моей не слышат укоризны От оглушающих оков. Безумный взор возводят и молитву Постыдную возносят к небесам. Пора, пора начать святую битву - К мечам! за родину к мечам! Да смолкнет бич, лиющий кровь родную! Да вспыхнет бой! К мечам с восходом дня! Но где ж мечи за родину святую, За Русь, за славу, за меня? Сверкает меч, и падают герои, Но не за Русь, а за тиранов честь. Когда ж, когда мои нагрянут строи Исполнить вековую месть? Что медлишь ты? Из западного мира, Где я дышу, где царствую одна, И где давно кровавая порфира С богов неправды сорвана, Где рабства нет, но братья, но граждане Боготворят божественность мою И тысячи, как волны в океане, Слились в единую семью, - Из стран моих, и вольных, и счастливых, К тебе, на твой я прилетела зов Узреть чело сармат волелюбивых И внять стенаниям рабов. Но я твое исполнила призванье, Но сердцем и одним я дорожу, И на души высокое желанье Благословенье низвожу Александр Иванович Одоевский. Между 1827 и 1830
Краслава: ВЕРЕСКОВЫЙ МЕД Шотландская баллада (из Роберта Стивенсона) Из вереска напиток Забыт давным-давно. А был он слаще меда, Пьянее, чем вино. В котлах его варили И пили всей семьей Малютки-медовары В пещерах под землей. Пришел король шотландский, Безжалостный к врагам, Погнал он бедных пиктов К скалистым берегам. На вересковом поле, На поле боевом Лежал живой на мертвом И мертвый - на живом. _______ Лето в стране настало, Вереск опять цветет, Но некому готовить Вересковый мед. В своих могилках тесных, В горах родной земли Малютки-медовары Приют себе нашли. Король по склону едет Над морем на коне, А рядом реют чайки С дорогой наравне. Король глядит угрюмо: "Опять в краю моем Цветет медвяный вереск, А меда мы не пьем!" Но вот его вассалы Приметили двоих Последних медоваров, Оставшихся в живых. Вышли они из-под камня, Щурясь на белый свет,- Старый горбатый карлик И мальчик пятнадцати лет. К берегу моря крутому Их привели на допрос, Но ни один из пленных Слова не произнес. Сидел король шотландский, Не шевелясь, в седле. А маленькие люди Стояли на земле. Гневно король промолвил: "Пытка обоих ждет, Если не скажете, черти, Как вы готовили мед!" Сын и отец молчали, Стоя у края скалы. Вереск звенел над ними, В море катились валы. И вдруг голосок раздался: "Слушай, шотландский король, Поговорить с тобою С глазу на глаз позволь! Старость боится смерти. Жизнь я изменой куплю, Выдам заветную тайну!" - Карлик сказал королю. Голос его воробьиный Резко и четко звучал: "Тайну давно бы я выдал, Если бы сын не мешал! Мальчику жизни не жалко, Гибель ему нипочем... Мне продавать свою совесть Совестно будет при нем. Пускай его крепко свяжут И бросят в пучину вод - А я научу шотландцев Готовить старинный мед!.." Сильный шотландский воин Мальчика крепко связал И бросил в открытое море С прибрежных отвесных скал. Волны над ним сомкнулись. Замер последний крик... И эхом ему ответил С обрыва отец-старик: "Правду сказал я, шотландцы, От сына я ждал беды. Не верил я в стойкость юных, Не бреющих бороды. А мне костер не страшен. Пускай со мной умрет Моя святая тайна - Мой вересковый мед!" С.Маршак. Лирика. Переводы. Санкт-Петербург, Лениздат, 1996.
Венед: Блин!!! Давно искал сие. Да по старости забыл чье и кто переводчик. Спасибо!!!
Краслава: наверное я почуяла....
Краслава: Венед В. СОЛОУХИН. Колодец Колодец вырыт был давно. Все камнем выложено дно, А по бокам, пахуч и груб, Сработан плотником был сруб. Он сажен на семь в глубину И уже виделся ко дну. А там, у дна, вода видна, Как смоль густа, как смоль черна. Но опускаю я бадью, И слышен всплеск едва-едва, И ключевую воду пьют Со мной и солнце и трава. Вода нисколько не густа, Она как стеклышко чиста, Она нисколько не черна Ни здесь, в бадье, ни там у дна. Я думал, как мне быть с душой С моей не так уж и большой: Закрыть ли душу на замок, Чтоб я потом разумно мог За каплей каплю влагу брать Из темных кладезных глубин И скупо влагу отдавать Чуть-чуть стихам, чуть-чуть любви! И чтоб меня такой секрет Сберег на сотню долгих лет. Колодец вырыт был давно, Все камнем выложено дно, Но сруб осыпался и сгнил, И дно подернул вязкий ил. Крапива выросла вокруг, И самый вход заткал паук. Сломав жилище паука, Трухлявый сруб задев слегка, Я опустил бадью туда, Где тускло брезжила вода. И зачерпнул - и был не рад: Какой-то тлен, какой-то смрад. У старожила я спросил: - Зачем такой колодец сгнил? - А как не сгнить ему, сынок, Хоть он и к месту, и глубок, Да из него который год Уже не черпает народ. Он доброй влагою налит, Но жив, пока народ поит. - И понял я, что верен он, Великий жизненный закон: Кто доброй влагою налит, Тот жив, пока народ поит. И если светел твой родник, Пусть он не так уж и велик, Ты у истоков родника Не вешай от людей замка, Душевной влаги не таи, Но глубже черпай и пои! И, сберегая жизни дни, Ты от себя не прогони Ни вдохновенья, ни любви, Но глубже черпай и живи!
Венед: ГлЫбко!!!
гость: Неприятный осадок после разговора с одним типом вылился в подобие стихотворения.... *** Удобное кресло, а может диван, Сигареты, коньяк иль вино . А может быть пиво и комп крутой, И игры, в которых ты - бог. Ты легко рассуждаешь на кухне своей, Почесывая живот: О судьбах людей, пути страны, В которой сейчас живешь. Ты легко обличаешь в своих речах Правительство и народ. Ты кричишь, в исступленьи, что нет людей, Остался лишь только скот. С возмущеньем кричишь, на правдивый упрек, Что знаешь про всё и про всех. А так же, понизив голос на сип, Что знаешь пути на верх. И день ото дня ты делаешь шаг, Но не вперед. Назад. В мечтах облачаешь себя в доспех, А в жизни зарядка - твой враг. Молчишь когда Слово надо сказать Чтоб развеять сомнений тлен. Трусливо бежишь от разборок, проблем, С облегченьем сдаваясь им в плен. К чему я веду сей свой монолог? Да наверное ни к чему . Для меня понятно , что скот - это ты. А Люди - себя куют.
Краслава: Текст песни «Русская дорога» автор Игорь Растеряев По плачущей земле не чуя сапогов Наш обескровленный отряд уходит от врагов Питаясь на ходу щавелевым листом Ночуя в буераке под калиновым кустом Нам отдохнуть нельзя – бегом, бегом, бегом А наши, якобы, друзья засели за бугром И смотрят как нас бьют, не отрывая глаз И только длинные дороги полностью за нас Вытри слезы, отдохни немного, я русская дорога Отходи, а я тебя прикрою, грязью да водою Но по уши в грязи, в воде до самых глаз Через какой-то срок враги опять нагнали нас И бьют ещё сильней, вот-вот и порешат Но лютые морозы к нам на выручку спешат Погоди утри горючи слезы, мы русские морозы Заморозим, заметём тоскою, поманив Москвою Природа на войне, нам как родная мать Но есть время хорониться, а есть время наступать И вскоре объявились мы во вражьих городках И стали всё крушить вокруг, разбили в пух и прах Порвали на куски, измолотили в хлам И, добивая, объясняли стонущим врагам: Запомните загадочный тактический приём - Когда мы отступаем – это мы вперед идем! Вместе с холодами и лесами, впереди Сусанин Просто нам завещана от Бога Русская Дорога Русская Дорога, Русская Дорога, Русская Дорога… взято здесь: http://www.rasteriaev.ru/?page_id=329 там ещё много имеется его стихов. P.S. http://www.youtube.com/watch?v=bmz60JYbPj4&NR=1 а этот клип...эх, ваще.
Лиса: Печальный Скальд
Лиса: АЛЁНУШКА У Аленушки добрый нрав, вроде умница и красавица, И коса у нее до пояса цветом - гречишный мед... Только в жизни ее, как назло, ничего не ладится: Хоть направо пойдет, хоть прямо – всюду камни с надписями “Не подходи! Убьет!” Вот пойдет по ягоды – наберет малины лесной с черникою да насыпет подружкам горсточку – добрая же душа... А подружки потом по ночам просыпаются с криками и к Алене на чай – уж не очень то и спешат... А пойдет по грибы - наберет всю корзину доверху - грузди сами под ноги лезут (до чего ж хороши!), А вернется домой – и тут как по голове обухом - открывает корзину – а в корзине одни ужи... А у мачехи дочери – вот до того уж вредные! Но у них и работа спорится, и перины все златом вышиты... “Это все оттого что ты рыжая... Косы медные - это знак злого солнца, разве ты никогда не слышала? “- говорила Анисья, что знает про все на свете, очень мудрая баба, и Аленушку все жалеет... А в избе у Аленушки - воет и стонет ветер, Ей все время так зябко, и, видно, чтоб было теплее - всю светлицу она заставила образами, Но все равно ночами просыпается оттого, что вода глядит на нее малахитовыми глазами и участливо спрашивает: “Не надо ль чего?” А братец Иванушка где-то с козлами в прятки играет, у него свое, нехитрое счастье... А помнится, когда-то гадала на Святки, и выпал жених трефовый... Вот только к подружке Насте ушел почему-то... Сказал: “ У тебя, Алена, глаза какие-то не такие...уж не ведаю в чем секрет, но будто бы чудища богомерзкие с их дна соленого поднимаются и выходят на божий свет...” А ведьма Меланья, чья изба у заброшенной мельницы, не раз намекала - мол некому мастерство передать... - "Была б ты Алена разумнее, да не такая бездельница, хотя бы как матушка! Но видать ты совсем не в мать...” А вечерами идет Аленушка к тихому омуту и смотрит в него – а там Речная Царевна красы невиданной и зовет, и манит, и говорит" Ну что же ты... Сделай один шажок – станешь для мира сего невидимой!" "Станешь той, кто ты есть", – говорит речная красавица, и вода обнимает, осыпает брызгами- малахитами... А на матушкиной могилке – ворОны на шабаш слетаются... А в избе образа – да все сплошь с глазами закрытыми... (С)Zoryana (Fernflower)
Венед: Чтой-то уж совсем пасмурное стихотворение...
Лиса: Настроение такое, сударь Венед. Просто настроение)
Венед: Раздави сие настроение как гнилого яблочного червя! Улыбнись!
Лиса: *Улыбается. Случайный прохожий бледнеет и быстро уходит назад* Все нормально. Приближение Самайна-Макошья...А пробудившаяся память("а ты, совесть, спи дальше, а то еще одна") - нервы мотает. Вот если увижу когда нибудь одного медведя - задушу...Хотя бы нос ему откушу точно! Или что-то поважнее..))) Асы едут в метро. Хаера, кенгурушки и кеды. Асам лет по шестнадцать - какой там еще Рагнарёк. Асы так веселы, ведь они в настоящее едут, И о будущем им, как и всяким богам, невдомек. Один (глаз еще два) - самый главный отличник на курсе, Кавээнщик и бард, и любимец всех лучших девчат. Один знает все крыши, тоннели и выходы в бурсе, Один знает, о чем методисты на парах молчат. Один вовсе не чист и не бел, как иные считают. Один что-то там курит, пробравшись в общажный ночной Сад, он странные книги старинным деревьям читает, Он во сне повторяет: "Кто любит меня - все за мной!" Тор высок и подтянут, глаза - шоколадно-ржаные, Тор глядит свысока, но тепло, он же любит их всех; Тор единственный видит во сне сны живые, цветные, Тор любого за пояс заткнет и поднимет на смех - Если кто вдруг поднимет глагол на сестричку иль брата; Тор и преподов логикой ставил на место не раз. ...а вообще-то он лучший на этом потоке мехамата, Но все помнят другое: он может отжать двести раз. Рядом Фрейя, - язвит и плюется надоенным ядом, Потрясает кудрями кофейными, колется, жжет... Кто её, Фрейю, знает, какого вампира ей надо, Для каких вурдалаков она себя так бережет? Что за этими феньками и кружевами, стилами и кожей? Есть у Фрейи душа - или только набор свежих карт? Есть у Фрейи - любовь?.. Но об этом не знает, похоже, Даже Локи, с которым у них одинаковый фарт. Локи тоже острит, поводя по-крысиному носом. Он пытается вклеить жевачку на волосы Сиф. Локи любит кино, философию, гольф и вопросы, Локи любит стащить что-нибудь, никого не спросив. Локи чужд на тусовках - он выше, на голову выше, А с копной непослушных волос - так на все полторы. Локи чуть близорук, и в наушниках так себе слышит - Но зато он умеет почуять, в чем фишка игры. Тор пока что не с Сиф. Сиф, смеясь, Один нежно приобнял. Всё у них хорошо: он здоров, и она молода. Ни удачи, ни счастья у них мир пока что не отнял. Обсуждают "Риг-веду", смеясь, не спеша никуда... ...к бледной вёльве никто не подходит. Она - вместе с ними?.. Впрочем, с кем же ей быть - белый волос, нетутошний взгляд? Говорят, что никто до сих пор не сумел разузнать её имя. Говорят, что она неживая. Ну... так говорят. Вёльва вечно молчит. Никогда не поймёшь, что ей надо. Крутит локон напудренным пальцем, глядит на шнурки. У неё в голове - новой дозы билетик из ада, И прозрений о будущем в синем дыму огоньки. Локи чует. Чужой, по чужой он резнет волчьим взглядом. И она отойдет, пересядет подальше от них. Он опять её спросит: "Чудачка, чего тебе надо?" - А она отчеканит какую-то фразу из книг. И под стук колеса асы тихо, внимая свободе, Вдруг услышат его - этот миг, о котором молчит Вёльва... Вскрикнет, хватаясь за вспышку мигренную, Один. Фрейя выйдет, прощаясь... И дома уже докричит. А вагон понесёт асов дальше; прощаясь неловко, Разбредутся один за другим - завтра рано вставать. Не помогут им новые облики, трюки, уловки: Всё равно им судилось рассориться и воевать. Если только не будет прощенья... Но нет, не умеют. Им шестнадцать - волшебнейший возраст давать имена, Возраст - песни писать и ловить свою правду за шею, И ругаться по глупости - так, чтоб на все времена... Вёльва выйдет последней, пойдет по вечернему парку, В сентябре чуя стужу, подумает: "Видно, с ума..." А навстречу ей Скади с пакетом. В нём страшно и жарко. Из него в этот мир очень скоро ворвется зима. (ц) автор Lis_Uliss
Заречный: Видел в м. "Новые черемушки" свадебное шествие готов, что тут скажешь? Карнавал шизофреников. Жених раскрашен аки "Кисс", в цилиндре. Невеста килограмм под сто двадцать в соответствующем декольте и штук семь-восемь мелких бесенят. Вообще метро гнусное место
Венед: Заречнй! Мир дому! Ну и пусть себе тешатся! Чем бы дитя не тешилось, лишь бы НЕ ВЕШАЛОСЬ !
Лиса: Извините, что влезаю Заречный пишет: Жених раскрашен аки "Кисс", в цилиндре. Невеста килограмм под сто двадцать в соответствующем декольте и штук семь-восемь мелких бесенят. Эх...(((Но, почему меня тогда не было я хочу это видеть)))
Лиса: Что-то снова попался стих невеселый... Десятая симфония пустоты Как вы там? - девять со странным взглядом. Впрочем, посыл смешной... Годы бегут, а всё так же рядом время звенит мошной, люди играют в семью, работу, копят нехитрый скарб, так и живут, и всё ждут кого-то... Всех переждёт тоска. Тайна всегда остаётся тайной, сколько с собой не спорь - вечный анамнез, исход летальный, лучшая в мире хворь. Как там лежится? Не жмут ли плиты? Плесень не очень зла? Быть посему, если с жизнью квиты - прочит печать числа, смотрит овалами фотографий, молча, мол - кто такой?. Сложно помыслить о большем штрафе. Девять. Заупокой. Там, где нас нет - хорошо. Не так ли? С нами - всегда беда. Горные духи пекут пентакли в мраморной толще льда. Иглы снежинок звенят по фирну, жалит осиный рой - алчет добычи во мгле кефирной - Эй! Отзовись, Герой! Горы диктуют особый почерк, тычут на тучи взгляд, небо изранив до белых точек, звёздами землю злят. Холод пронзает анабиозом, крик обращая в лёд, бьют каменелые мысли оземь, сердце по рёбрам бьёт. В мёрзлой палатке народ не робкий, горы почти как дом. Ужас любого швырнёт за скобки, взгляд нашпигует льдом, потусторонним умоет ядом, в разум зальёт свинец - вдевятером здесь нельзя быть рядом - сны здесь в один конец. Мечется тенью вокруг палатки призрак пустых глазниц, ужасом слепит мертвенно-сладким, тянет рассудок ниц, сгустками света скользит по склону, множа тревоги жар - в сон прорастает цветком паслёна жертвенный клык ножа. - Сколько вас, сколько? - упрямит ветер, вьюжа тугую плеть, спят мертвецы, не спешат ответить, силятся уцелеть, тонкий брезент - ненадёжный способ, жалость слезой кровит... Сон - это тоже живая особь. Самый опасный вид. - Знаешь, дружок, что такое Ужас? - три умножай на три. Снег - не карман, сбережёт не тужась всех, кто лежит внутри, там, глубоко, у закрытой двери сонных проёмов глаз, сами в себя неохотно верят, падая в тёмный лаз. Тусклая лампочка в коммуналке, в ванной журчит вода, щётки, шампуни, кирпич мочалки - прочая ерунда. Струйки скользят по размякшей коже, шумный дремотный звук, мыслесплетения рвут до дрожи, валится всё из рук, тянется в прошлое паутина, в тайну на Холатчахль - так безнадёжно, неотвратимо... Выскоблит воск свеча, выпьют тентакли Мансийской Жути лакомство нежных душ - с вами, ребята, никто не шутит. Зомби, на выход! Туш! Дальше сюжет не особо ясен - к лесу, по склону, вниз, Жуть разбирается в свежем мясе - девять глотков на бис, бешеным рёвом гремит по венам жгучий адреналин, страх не бывает обыкновенным, ужас неодолим. Лютой улыбкой квадратной пасти скалится Сорни-Най, каждый по своему верит в счастье. Девять. Запоминай. Брошены в спешке ботинки, шапки. Ноги в одних носках... Ветер качает бредущих шатко, в бельмах глазниц тоска, некогда падать и звать на помощь, голос не голос - хрип, мёртвый турист - инфернальный овощ. Блюдо, на вынос! R.I.P. Ванна остыла, осела пена - надо открыть глаза. Страх убивает нас постепенно, в разум скользит шиза, мечутся тени за тонкой ширмой полузакрытых склер - ад воплощений, инфаркт обширный, вкусной души эклер. Нет больше тёплой воды из крана - в колкой метельной мгле холод и боль, лучевая рана. Зрение, пульс - в нуле, каждый по своему встретит утро кратким привет-прощай. Небо окрасится перламутром, звонких ветров праща солнце забросит над перевалом. Лампочки вздрогнет нить... Сон - ненадёжное покрывало, сложно в нём жизнь хранить. Там, где нас нет - неплохое место, просто туда нельзя. Жизнь суматошит от ларго к престо, музыкой слов скользя, сгладит углы, окантует грани, водки нальёт в стакан - нечего думать о всякой дряни плюшевым простакам. Там, где нас нет - не фигура речи бродит из уст в уста, время, увы, бессердечно лечит фразой, что жизнь проста. Сводит с ума ледяной каёмкой фото далёких дней. Там, где нас нет... Запредельно ёмко. Издалека видней. Всё происходит в едином ритме, в прошлом, и там, и тут, словно безумие говорит мне чем этот снег метут, рвётся звонком полуночной трели - в трубке истошный вой, мёртвые просят, чтоб отогрели тех кто ещё живой, в почту дублируя мутным фото дьявольский репортаж - от перевала до эшафота всюду рукой подашь. В аську стучится настырный дятел - хаос, обрывки слов, смысл утопает в холодной вате, словно в воде весло, в сонную пропасть летят фонемы, древний гортанный ряд... В эти секунды живые немы - мёртвые говорят. Громче и глубже саднящий кашель бритвой скользит на дно, вены запутались в красной каше, в ванну пролив вино, воды туннеля уносят льдины к свету иных планет... Вдесятером мы непобедимы - там, где нас точно нет. http://ru-stihi.livejournal.com/6241398.html
Венед: Мне сегодня трижды девятнадцать! Грусть? Тоска, иль сплин? Да нет же братцы. И конечно бы хотел расстаться я с лишними( два раза девяьтнатцать). Только все же, если разобраться Ежли хмель откинуть постараться, и к утру с рассолом не встречаться. то мои "три раза девятнадцать" это сила, вера, крепость ног и статься Это здорово, считать по девятьнатцать! Когда я попаду в Вальхалу. Сие лишь Боги-Ваны знают. Но сколько б мне годов не стало, своей главы я не склоняю. пред силой власти... только внуки на плечи взлезть мои без опасенья могут пускай ровна будет у них дорога! Венед. Из рода "Старой Суки" (С) Венед 24.10.2011
Заречный: Венеду ура троекратно!!!
Венед: День рождения после пятидесяти - торжественная репетиция панихиды. Цветов море, а я ещё жив!!!
Ярослава: Венед пишет: День рождения после пятидесяти - торжественная репетиция панихиды. Вот те на... А я думала до девяноста дожить... Нельзя же сорок лет репетировать! Венед, ты ещё молодой дед, не прибедняйся. Поздравляю!
Краслава: Венедушка, дружище, поздравляю тебя! Прости что с опозданием, ну вот не увидела вовремя. В наши годы - это не столь существенно. Ведь правда? да? Главное - чтоб ты был здрав, да удачлив, чтоб Род твой разростался, чтоб дом твой наполнялся. Ну и за долгие лета - поднимаю чарочку. Обнимаю, Краслава с любовью с неметчины: а этот на наших РОДовых землях стоит (у Ростока)
Лиса: C Днем! Венед пишет: День рождения после пятидесяти - торжественная репетиция панихиды. Чтооо?) Это я значит до своих 113 буду 60 лет репетировать панихиду???)
Венед: Главное не панихида. Главное чтобы ТОРЖЕСТВЕННО! Весело! с душой! (и хотелось бы чтобы после этого не болела голова!)
Лиса: А вдруг туда забрать заходят?)) И что бы не просто так флудить - оптимистичное.. Прогулка. В. И. Матвеева Не ищи меня, пожалуйста, Я ушла гулять по городу, Полутенью, полусветом, Мимо заспанных домов. Я спасу от одиночества Эти улицы и дворики, Позабытые домами, Ради отдыха и снов… Я ушла гулять по городу, Слушать ветер и безветрие, Тихий дождик пусть размоет И сотрёт мои следы. Не ищи меня, пожалуйста, Потому, что больше нет меня. Я ушла в вечерний город Царство грёз и темноты… И отсюда мне не выбраться, Это что-то не понятное, Заманил меня в ловушку Этот город-крысолов. Жарким лепетом безумного Прошептал слова невнятные, И повёл меня и бросил В лапы вымыслов и снов… Если скажут, что погибла я, Если где ни будь, услышишь вдруг, Что заснула, не проснулась, Не печалься и не верь. Не заснула я, любимый мой, Я ушла гулять по городу. Просто вышла и бесшумно За собой закрыла дверь…
Краслава: "Ой-я! А-ой! Выберу день и сражусь я с тобою, Враг - ты по мне! К солнцу с рассветом я встану спиною, Спина к спине! Панцирь воловьей продубленной кожи, Не защитит! Натиск сдержать мой тебе не поможет Из дерева щит! Ой-я! А-ой!" (С)
Краслава: Завещание Никлота Земля венетов Мы хотим вам поведать, братья, О былых временах на Поморье , О Никлоте, о князе Высоком, Князе мудром, отважном и Светлом, Что возглавил пылающим сердцем Совокупные силы венетов . Их войска и дружины морские В тяжкий год, наступления Нави , Когда дымом от многих пожарищ Затянуло и землю, и небо, Когда Тёмные, веря в победу, Осаждали град Дубин на Лабе, Волин-град, град Торнов, стены Ретры, Когда флот и датчан, и фламандцев, Гордых свеев , их братьев норвенов Бороздил в тяжкой силе военной Воды светлого братного моря. Мы хотим рассказать о Никлоте, О победах и подвиге князя И о том, что сказал вождь венетов В день торжеств, Обращаясь к славянам. Но начнем свой рассказ мы сначала. Да поможет нам Велес Высокий Рассказать все правдиво и честно, Чтобы помнил потомок далёкий Песню славы, пришедшую с неба, День победы сил Света над Тьмою, День, подаренный нам Световидом. Знают все в землях франков и готов, Что богаче славян на Поморье Нет племён и народов в Европе. Здесь есть всё: и холмы, и долины, Где качаются тучные травы, Воды рек, гладь озёр, тихих хлябей, Сколько рыбы в них, Дичи средь плавней И сосновых лесов бесконечность, Где по мхам и по травам душистым Бродят серые грузные зубры, Рядом с ними олени лесные. А по светлым полянам и поймам Лани быстрые, вепри, косули И другое зверьё табунами... Но охотников ради забавы Земли венов Поморья не знают. И доверчивы звери лесные К добрым людям, что их охраняют. Но не только сосновым простором Земли венов Поморья богаты. Здесь стоят, под ветрами качаясь, Древних предков святые дубравы, Где сокрыты от хищного глаза Старых капищ и храмов подворья. К этим капищам тайные тропы Охраняет хозяин рачитый, Светобор - дух лесов и природы. Лишь ему одному доверяет Лес венетов сакральные тайны. Всё в стране лужичан , ободритов , Поморян, хижичан и ретаров Благоденствует, манит богатством. В их столицах и малых селеньях Слышна радость, весёлое пенье, А на праздниках красные девы В хороводах кружат до полночи, Состязаются отроки в беге И в военной игре-перунице. Полны в Волине, Ретре, Щецене Рынки разного в ценах товара. Из Китая - шелка и наряды, От арабов - клинки из булата, Из полуночных стран – бела рыба, А с Восточной Руси - воск и кони, Сёдла добрые, шлемы стальные… А купцы поморян, ободритов И суровых руян из Арконы Посещают далёкие страны, Ходят в Рум , Киликию , Тавриду , Шемаханское царство и к индам. Но не только купеческим флотом Славны Щецен, Венета, Аркона, Много лодей военных у венов, Крепких лодей, крутых, быстровёслых. Эти лодьи и дённо, и нощно От пиратов хранят побережье, Топят данов, норвенов и свеев, Если те, нарушая законы, Тёмной ночью крадутся пограбить, Взять в полон красных Дев и подростков. Но не только лишь силой морскою Горды вены славянского моря, Они горды прославленным войском, Войском сильным, единым и стойким. Что не раз латинян побеждало В долгих войнах, упорных, кровавых. Помнят франки, норвены и свеи, Помнят даны свои пораженья, И невольно славян уважают И идут с миром к ним на сближенье. Волхвы Поздним вечером звёздное небо Осветила луна, подымаясь. Её свет встал над кромкой тумана, Что повис над красавицей Лабой. И рассеяв его на утёсе, Нежной ласкою к древнему дубу Опустился, сверкая росою. Луч луны, отпугнув тени ночи, Осветил трёх волхвов, что стояли И смотрели с утёса на Лабу, На игру светотеней в тумане И леса, освещённые светом, Светом неба, холодным и мёртвым. Но недолго волхвы любовались Тихой Лабой в сиянии лунном. Повернувшись к высокому дубу, Они сели на камень холодный И, тряхнувши седыми кудрями, Повели меж собою беседу. Старший молвил: "Я сердцем увидел , Как у Римского папы в застольи Каролинги - два брата сидели И ему рисовали на коже Наши земли и Лабу, и море. Убеждали, что надо к походу Три державы толкнуть в это лето, Чтобы нехристей к лику святому Привести под мечом и секирой. Папа, выслушав их, отказался Помогать королям в этом деле. Только верить ему не престало: Он боится нас, знает, что видим, Что волхвы за "наместником бога" Зорко смотрят в мирах Световида . И поэтому надо готовить Наш народ к наступлению Тёмных. Я сказал, что хотел, мненье ваше Мне б не лишним бы было услышать. Вы ведь тоже в бескрайние дали Проникаете силою духа". И качнувши седой головою, Белый волхв повернулся к сидящим. Но волхвы отвечать не спешили, Они внутренним взором промчались По столицам империй латинских, Вдоль дорог и по орденским замкам. И везде открывались их сердцу, Сердцу вещему тайны папистов. Вся Европа готовила войско, Собирала пикариев, кнехтов, Арбалетчиков, лучников метких, Сильных конников в латах надёжных И, конечно, обозы с припасом, Чтобы войско ни в чём не нуждалось. И везде маги Света узрели Суету ватиканских легатов: Кардиналов, епископов знатных И других, что готовили войско. И вернувши сознание к дубу, Они тихо ответили старцу: "Старший брат, мы с тобою согласны, Пусть узнает народ о несчастье, О нашествии Тёмных с крестами И готовится пусть, чтоб внезапно Не обрушилась Тьма на Поморье, Чтобы силы единые венов Как и в прошлом, сражаясь достойно, Сбили спесь с королей и баронов, С тех, кто слушает глас Ватикана. Ну а нас битва ждёт в царстве теней, В тех мирах, где живут духи Нави. Да помогут пресветлые боги И законы высокие Прави!" И сказавши слова эти брату, Оба мага, поднявшись, исчезли. Только ветер ночной и колючий Донёс слово: "Род с нами, владыко" Грозная весть Рано утром с седого утёса Ввысь поднялся орлан белокрылый, Он кружился над Лабою дивной, Пожирая глазами пространство, И увидел, как всадник меж леса На коне черногривом несётся, Второпях выбирает дорогу, Но уверенно едет - красиво! Видно сразу гонец издалёче… Бережёт силы лошади витязь. Вот подъехал он к Лабе широкой, Слез с коня и из веток ветловых Вынул челн, в нём, присев на колени, Стал грести, его лошадь послушно Плыла рядом красивою шеей Рассекая волну светлой Лабы. И, ударив крылом, птица Рода Поднялась в облака и оттуда, Вновь увидела война на крупе. Всадник к Ретре спешил по дороге, И орлан, проводив его взглядом, Полетел на утёс свой далёкий Сообщить ведунам, что гонец их Невредим и достигнет столицы. Между тем витязь бором сосновым Прискакал к граду лютичей славных И, махнувши флажком зоркой страже, По мосту пролетел серой птицей. Вот набатный неистовый коло Созывать стал народ своим словом, И бежали на площадь печали Люди Ретры - и вои, и жёны, Становились в ряды и молчали, Дожидаясь, что скажет народу Тот, кто в колокол бьёт меднозвонкий. Вот затих бой сердца леденящий, И раздался над площадью голос: "Братья крови, ретари, вставайте, Враг идёт к нам жестокий и злобный По Саксонии к нашим границам, Подступают и франки, и немцы, С ними вместе бургунды, фламандцы, Генуэзцы, а с севера – даны, Конунг Кнуд, с ним ярл Свейн и другие. Они рвутся град Дубин ослабить, Осадить его с моря и с суши, А за всем этим войском латинским Папа Римский и с ним Каролинги, Императоры, герцоги, графы - Вои трёх орденов Чернобога . Всем им хочется земли венетов Разорять, жечь, насиловать, грабить!" И сказав своё слово, посланник Поклониться князьям и боярам, Что собрались с тревогою в сердце На неистовый бой колокольный. На рассвете жрецы храма Лады , Что стоял на холме в центре града, Отпустили из клеток ветловых Голубей сизокрылых почтовых. Эти голуби с грустным посланьем Полетели к столицам Поморья. Они, радуясь свету и воли, Поднялись к облакам и по ветру Устремились на Родину к дому. Мчались птицы над лесом и морем, А над ними кружились орланы, Охраняя в полёте посланцев, Чтобы ястреб иль коршун голодный Не напал на гонцов утомлённых. Убедившись, что голуби целы И посланье дойдёт к адресату, Птицы Рода, летя в поднебесье, Развернулись и к храмам далёким Полетели, исполнивши долг свой. Через день все столицы Поморья Знали то, что на землях латинских Собирается ратное войско, Войско, сильное волей, единством. В этой армии конных и пеших Столько собранно, что сосчитать их Даже сам Числобог3 не сумеет. И ведёт орды Тёмных с крестами Каролинг и потомственный воин, Императора брат - знатный герцог, С ним епископы, графы, бароны, Пилигримы войны – тамплиеры. Их гроссмейстер рубака бывалый, Что не раз побывал на Поморье. Знает он и броды, и дороги В землях венов, а также порядки Войск славянских, их силу и слабость. И в столицах Поморья звучали Сутки коло набатные звонко. Под их звук собиралися мужи Многомудрые, сильные правдой, И старейшины с ними седые, И, конечно, бояре с князьями. На собраньях славяне решали, Как усилить былые союзы, Чтобы споры и глупые тяжбы Не мешали единству славянов; Как построить засеки в дубравах И разрушить мосты через реки; Также стены усилить детинцев И продукты на случай осады Завести в города побратимов. Когда грустная весть о несчастьи Земли стойких славян облетела, Стали женщины плакать ночами, Обнимая мужей своих милых. В свою очередь, мужи и вои Отточили мечи и секиры, Копья добрые, стрелы, чеканы, Остроклювые крючья, кинжалы. День и ночь кузнецы в своих кузнях Занимались починкой доспехов, Переклёпкой щитов и насадкой Топоров на удобные древки. На Поморье готовились к встрече Чужеземцев и слуг Чернобога, Все трудились: и мужи, и жёны, Даже дети и старцы седые. Население рвы углубляло, Поднимало дубовые стены, У бойниц насыпало каменья И смолу разводило в кадушках. Также сено с лугов вывозило, Чтобы скот в крепостях ел отменно И кормил молоком, сыром, мясом Осаждённое в них население. Никлот Поздним вечером яркие звёзды Загорелись, на небе мигая, Море сонно плескало прибоем, Подымая с песков белых чаек. Те, летая над тёмной водою, Возмущённо и громко кричали, Недовольные лаской морскою И порывами слабого ветра. Только филин спокойно и важно Восседал, наблюдая за морем. Он сидел на камнях незаметный, Неподвижный, невидимый чайкам. Птица Сварога ночью безлунной На дозоре сидела исправно, Чтобы с моря внезапно в час поздний На драккарах строптивые даны Не нагрянули силой военной. В это тихое сонное время В зале храма Перуна собрались Воеводы – бояре Дубина - И, усевшись на лавках сосновых, Стали ждать, когда князь пожелает К ним прийти и сказать своё слово. Так сидели они до полночи И молчали, а ветер холодный, Потихоньку играя ставнями, Всё скрипел и стонал как ребёнок. Наконец воеводы поднялись И, вздохнув, порешили направить В княжий двор своего человека, Чтобы он передал князю слово, Слово тех, кто за войско в ответе, Кого выбрали общим собранием Ободриты в тяжёлое время. Решено было князя поставить Перед фактом его малодушья, Чтобы он отказался от власти, Если страхом наполнено сердце. Но лишь только об этом решили, Как открылись дубовые двери, И в светлицу вошёл вождь военный, Светояр – князь страны ободритов. И увидев его, воеводы Снова сели на лавки и молча Стали ждать, когда молвит он слово. И сказал Светояр воеводам: «Братья, трудно мне, братья родные! Не взыщите, скажу я вам прямо, Что не знаю, как с Тьмою бороться, Здесь не я нужен вам – воин брани. Нужен воин другой – воин слова, Воин мудрости, воин порядка! Воин, знающий Тёмных законы, Тот, кто жизненный опыт имеет, Кто водил наше войско на данов, На норвенов, на франков, на свеев И ни разу не знал пораженья. Одним словом скажу я вам, други, Что Никлота к нам вновь на княженье Надо звать: к его дому с поклоном Первым я подойду – вы за мною. И прошу вас, поверьте мне други, Что не надо играть нам с судьбою». Старый мудрый Никлот утром ранним Вдруг узрел из окна своей спальни, Как к воротам парадным у дома На конях вороных и на белых Подъезжали бояре в доспехах. С ними князь Светояр В шлеме златном, В красном ярком плаще и в кольчуге, А в руках его - меч высшей власти, Власти, данной народом, над войском. И задумался старец, взирая На нарядных гостей у стен дома. Но надев выходную рубаху, Вниз по лестнице быстро спустился, Отпер двери своими руками, Жестом знатных гостей приглашая. Но остались на месте бояре, Только головы в низком поклоне Пред хозяином все опустили. И лишь князь Светояр вперёд вышел, Он снял шлем и, склонивши колено, Молча меч положил пред Никлотом, А потом тихим голосом молвил: "Князь и брат мой, Вот меч высшей власти, Снова он к тебе, мудрый, вернулся. Это воля народа и князя, Что склонился сейчас пред тобою. Подыми меч, возьми его снова И води войско венов, как прежде. Все мы будем служить тебе честно, Если надо и головы сложим За народ свой и правое дело. Не взыщи, что ответственность снял я, На тебя возложив её бремя, Это было угодно народу, Что нам делать – такое уж время". И Никлот взяв дрожащей рукою Меч булатный, поднёс его к сердцу И сказал твёрдым голосом князю: "Светояр, очень жаль, что народа Отменить я не в силах решенье. Я согласен, и вот моё слово: Знаешь ты, Светояр, знают войны, Что я стар и командовать войском Одному будет мне не под силу. И поэтому, брат мой, со мною Будешь ты, Светояр, равный властью, Старику помогать станешь словом Мудрым, нужным, ведь ты полководец! Я возьму на себя ход событий, Ты же их исполнять будешь смело. Нам так будет сподручнее, княже. Три чела, три руки и три сердца". Удивлённо взглянув на Никлота, Светояр свою голову поднял И спросил старика: «Кто же третий, На кого он надежды питает. Может кто из союзников верных И кого он пока что не знает?» Но ответил Никлот ему прямо: "Третий с нами поднимет десницу Руевит3, из огня выходящий. Я во сне его видел, бояре, Бог сказал мне всего лишь два слова: "Я пришёл". Значит, Тьма не всесильна. Надо верить, что выстоим, други. Но, чтоб наша победа созрела, Мы пошлём в Ретру к лютичам верным Трёх бояр, в ратном деле сметливых И попросим их быть с нами вместе. Также надо посольство к руянам Снарядить нам, пока что датчане Не прикрыли морские проходы. Надо спешно помочь лужичанам Скот сберечь и разрушить дороги, Что ведут по их землям на Дубин. И, конечно же, надо направить Мужей, знающих толк в убежденьи, В Русь Восточную к братьям по крови, Если б флотом они своим мощным Усмирили Сегтуны4 драккары! Я боюсь выступления свеев, Их король - давний друг Каролингов. Надо думать о всём, братья, сразу И везде опираться на силу". Так сказавши, Никлот меч повесил На свой пояс сафьяновый красный И, обняв Светояра по-братски, До земли поклонился боярам. Нашествие Между тем, в земли лютичей вольных Из Саксонии войско латинов Тяжкой силою грозно вступило. Впереди, на конях восседая, Продвигались наёмники смело. Вид уверенный, наглый, надменный. Видно сразу: пощады не знают… Рядом с ними, блистая гербами, Иониты и, полные силы, Тамплиеры в тяжёлых доспехах. Чуть поодаль лихих воев смерти Продвигались баварцы, бургунды, Генуэзцы, швейцарцы и франки, Также рыцари Пада и Рейна, Вслед за ними на грузных повозках, Запряжённых волами, конями Восседали с оружием саксы, Те, что осенью прошлой клялися Быть в союзе с народом Поморья. И вся эта военная сила Шла на Ретру, на Волин и Дубин, На Торнов, на Венету и Щецен. И вожди латинян изнывали От безделия, видя пустые Сёла лютичей, чьё население, Спрятав скот и засыпав колодцы, Всё куда-то мгновенно исчезло. Кроме этого, в пущах дороги Позакрыли засеки, и тыны И мосты через малые речки Оказались в огне и руинах. И не видно нигде было войска, Войска лютичей смелых и сильных. Странно было смотреть, как славяне Без борьбы отступают к столице, Отдавая свирепым пришельцам Свои светлые отчие земли. В это время из датских фиордов Флот в Венетский залив гордо вышел: Корабли синеокого Кнуда, Его брата - весёлого Свейна. Вся флотилия, став против ветра, Шла на вёслах, волну рассекая. И кричали неистово чайки, Возбуждённые скрипом уключин. Пели песни гребцы, выли трубы, Слышен бой был больших барабанов И команды начальников флота В шуме ветра и качке драккаров. Флот датчан шёл войною на Дубин, На морскую столицу венетов. Братья-ярлы решили отрезать Крепость славную на год от моря, Чтобы немцы, фламандцы и франки Могли взять её с суши измором. Через день корабли резвых данов В воды Лабы вошли до заката И, продвинувшись к Дубину с юга, Стали на ночь в заливе у вала. Огонь вечной жизни В центре дикой, широкой дубравы На высоком холме у дольмена Тайный храм стоял, небом хранимый И хозяином тёмного леса. В храме древнем когда-то в час грозный, Когда с севера льды надвигались И метели свирепые дули, Засыпая равнины снегами, Когда солнце исчезло за тучи И земля от морозов стонала, В этом храме зажёг волхв Высокий Вечный пламень Властителя неба . С тех времён много лет пролетело, Но огонь не угас утомлённый. Он горел и горел, разгоняя Тени Тьмы – порождение Нави. И вот в храм этот тайный, незримый Для жрецов бога смерти и тлена, Собрались семь волхвов В платьях белых И, огню поклонившись святому, Взявшись за руки, наземь уселись Рядом с пламенем, с думою в мыслях. Лица их освещались лучистым Светом Прави горящего сердца. И сказал жрец верховный Сварога, Обращаясь к собравшимся магам: «Войны Света, я знаю, что мысли Вам известны мои, как и слово. Но я должен обряд ритуальный Провести у огня в этом круге. Так что слушайте, сердцем внимая Мою речь о величии дела, И сознанием в суть погрузитесь Той задачи, что вскоре придётся Нам решать, опираясь на Силу. Братья духа, высокая Сварга Ждёт нас ныне в безбрежье далёком, Там решаются судьбы земные: Судьбы русов, венетов и чуди. Судьбы всех, кто живет Словом Весты И законы чтит Прави высокой. Ведь нашествие Тьмы на Поморье Началось в мире огненном неба… Нам придётся вступить в битву с Тьмою В бесконечности, грозной, великой В царстве теней и сил Чернобога. Там, где хаоса пламень холодный Пожирает пространство Вселенной , В этом царстве нам пламенным светом Предстоит нанести пораженье Чёрным магам, что Тёмными правят В странах запада - мрачного, злого. Предстоит нам немалое, братья, И не все возвратимся в мир плотный. Но проигрывать битвы на небе Нам нельзя даже в полночь Сварога . Тогда пламень – хранитель священный – Будет силами Тьмы уничтожен, И исчезнет язык святорусский На Поморье и в крае восточном. Племена наши землю покинут, Обливаясь слезами и кровью, А их место займут в поднебесье Латиняне - рабы Ватикана. Я сказал вам, жрецы, то, что должен, Что отлично вы знаете сами. Но добавлю: победы на небе Разрешают все споры земные». Этим словом закончил обряд свой Белый волхв и, взглянув В души братьев, Прочитал в их сердцах силу Духа, Силу, данную магам Даждьбогом. И невольно владыко замедлил Взор свой праведный на побратимах: Все наполнены яри небесной И красивы, как боги земные. Кто вернётся из них в край родимый, Кто останется жить, - он не знает. Тайна эта лишь Роду доступна, Но Верховный об этом не скажет. С этой мыслью жрец Сварога знак дал, И волхвы, вынув души из плоти, Унеслись на поля края Сварги, В мир, где битва сил жизни и Света Шла жестокая с воинством Нави. Рядом с пламенем вечным остались Лишь тела их недвижные в белом. С виду, будто бы маги заснули, Только камень холодный на лицах, Освещённый кострищем Даждьбога, Говорил об уходе надолго. Начало осады Утром, выйдя на башни Дубина, Старый мудрый Никлот флот увидел, Флот датчан торопливых и сильных, Жадный к золоту, яствам и жёнам. Но, сочтя корабли, князь венетов, Не стесняясь бояр, засмеялся. И, увидев весёлого князя, Удивились седые бояре: "Что смешного, Никлот ты увидел? У датчан флот прославленный, крепкий. Мы отрезаны ими от моря, Как пробиться нам к тем же руянам?" И ответил Никлот князь пресветлый: "К нам руяне придут вскоре сами, Не пришло пока время сражений. Оно будет – почти уж настало, И датчане уйдут восвояси И ни с чем, вот увидите, братья! Слабость их в том, что два у них ярла. Оба метят корону напялить. В этом деле поможем мы Свейну, Кнуд покинет нас сам очень скоро" – И Никлот показал на драккары, Что стояли с гербами у брега: "Оба брата друг к другу питают Только злобу и лютую зависть. В этом наша победа, бояре, Но датчане об этом не знают". И Никлот, повернувшись спиною, К угловой пошёл башне высокой, И бояре смотрели на князя, Удивляясь тому, что сказал он. Через два дня под стены Дубина Подкатило латинское войско. Сколько разных знамён, Сколько стягов И надменных гербов со значками: Генуэзцы, бургунды, фламандцы, С ними войны земли лотарингов, Тамплиеры, епископ, аббаты И обоз, переполненный скарбом. Войско Тёмных у рвов стало на ночь, А на утро, раскинувши лагерь, Заслонило собою дороги И леса, и поля, и брег Лабы… Вскоре сотни костров загорелись Вокруг крепости в ровном порядке. На них жарилось свежее мясо, Что нашли в деревнях латиняне, И парились шатры и палатки, Просыхая на солнце и ветре. С наглым видом латинские войны На твердыни Дубина взирали, По-хозяйски ко рвам подходили, С арбалетов по башням стреляли И грозили защитникам града Крёстным знаменем, криком, гербами. Иногда по команде гортанной Перед рвами носили знамёна, Чтобы видели войны Дубина, Что пришла на их земли корона Каролингов, властителей юга. И сердца у славян трепетали Перед войском бесчисленным, сильным, Что стекло из Европы к их граду, Перекрыло и с моря, и с суши И взяло крепость венов в осаду. Ночью тёмной Никлот, плащ накинув, Поднялся на воротную башню И услышал, как стали пришельцы Засыпать ров дёрном и землёю. Но не видели вены из града Латинян, возводящих подходы Через водный рубеж к их воротам, И напрасно стреляли из луков Осаждённые в недругов лютых. Наугад все их стрелы летели И вреда не чинили христианам. Ночь темна, только море искрится, И слепят факела между башен, Но Никлот, подозвав воеводу, Приказал ему дёготь из бочки Вылить в ров, Вылить дёготь зажжённый, Чтобы он запылал над водою, Освещая работы папистов, Чтобы лучники видели цели И стреляли по ним не по слуху. Вскоре князя приказ был исполнен, И венетские стрелы сразили Тех, кто ров засыпал ночью тёмной, Возводя из щитов загородки. И ушли восвояси в свой лагерь Латиняне от башни воротной. Но наутро венеты узрели, Как ко рву подвели тамплиеры Щит из досок на длинных повозках. Этот щит прикрывать стал работы, Что христиане начали средь ночи. И напрасно стреляли венеты С катапульт по щиту на колёсах, Он всё ближе и ближе катился, Угрожая к воротам подъехать. Ободриты с опаской взирали, Как их ров засыпают глубокий, И в бессилье не знали, что делать, Только старый Никлот был спокоен. Он сказал, обратившись к боярам, Что просох щит на солнце кветеньском , И спалить его будет не сложно. Надо только облить его зельем – Это сделает даже ребёнок - С катапульты стреляя горшками, Что наполнены чёрной смолою. Как сказал князь, так сделали вены, Щит засыпали зельем горящим И смотрели со стен, как сгорает То, что столько им бед причинило. Наблюдая за пламенем дерзким, Ободриты себя поздравляли, Пели песни, плясали на башне И Никлота хвалили за мудрость. Только старый от них отмахнулся, Говоря, что огонь дал им Велес И заслуга его здесь малая. Каждый смог бы легко догадаться, Как разрушить щит длинный из досок, - Просто он стал по случаю первым, - И добавил, что вскоре наступят Штурмов дни и тягучей осады, Что их ров для пришельцев с крестами Не является крепкой преградой. Так и вышло: всё лето христиане Через ров по настилу из брёвен Шли разъярённой массой железной. Сотни лестниц они подымали, Подступая под башни столицы, Сотни крюков, верёвок цеплялись За зубцы и за крышу твердыни. Много тысяч летело на стены Стрел отточенных, копий порочных, Круглых ядер и звёзд из металла, Факелов и горящих снарядов. Но напрасными были усилия Крестоносцев латинского войска Хладнокровно, без страха венеты На стенах своих крепких сражались. Они бились за жизнь и за волю, За любовь, за союз с вечным небом, За богов, за наследие предков, За обычаи, веру и правду! И за милых своих ребятишек, И за жён - русокосых красавиц, За всё то, что зовётся Руссия, Что ласкает и сердце, и душу. Оба князя Никлот с братом крови, Святояром могучим и славным, - Управляли борьбою на башнях, Подымали и словом, и делом Ободритов, измотанных битвой. Они шли по стенам со щитами, Смело стрелы и копья встречая, Говорили спокойно, без страха, Своим видом бойцов вдохновляя. Вот устали от штурмов напрасных Крестоносцы несметного войска И под осень решили к осаде Приступить, чтобы крепость измором Взять к весне и закончить с войною. И для этого стали готовить Они лагерь к зиме и надолго. Вскоре тыном закрылись палатки, Даже ров прокопали христиане, От венетов себя избавляя, Чтобы те, выходя их Дубина, Не могли подступить к их жилищам. А датчане, драккары покинув, Стали лагерем шумным у леса. Свейн и Кнуд, их шатры рядом с морем, Не враждуют, но держаться сухо. Это видно со стен ободритам - И мечтают они их рассорить.
Краслава: много буковок, знаю. Извините, но это я выложила лишь малую толику. Вся баллада автора Георгия Алексеевича Сидорова здесь: http://georgij-sidorov.info/index.php/poeziya/21-zaveshchanie-niklota
Лиса: Правда ли ? Ложь ? Не ясно. Времени бег затих . Птица моя, мой ястреб Небо в глазах твоих . Крыльев широких радость Освободить от пут. Отблески дальних радуг В птичьей душе живут. Горная цепь углами Комкает неба синь. Птичее сердце – пламя, Птичья тоска – полынь… Время отравит яства, Храмы обрушит в прах… Птица моя, мой ястреб … Только перо в руках… (автор мне не известен) *** Автор: stialaila Снип, снап, снурре Дети странные игры придумывают порой: Старый тенистый парк для них - темный лес, За лесом колдунья живет под огненною горой. Когда она варит зелье, дым стоит до небес. Шелест дубовых листьев, деревьев протяжный скрип... Снип. С тропинки шаг в сторону - ты погиб. Старая ведьма угрюма, не любит незваных гостей, Рисует руны сурьмой, запирает входную дверь. Говорят, ворожит на пепле сожженых людских костей, Что приносит своей хозяйке зачарованный хищный зверь. В дремучую чащу не суйся, коли труслив и слаб... Снап. На пыльной земле отпечатки когтистых лап. Тени прячут в траве дорогу, тишина забирает звук, Губы шепчут слова заклятья, пару строк из любимой сказки. Ты уже и не смотришь под ноги; не деревья, а сотни рук Оплетают тебя, и щурятся, и хохочут чудные маски. Испуганный детский взгляд замирает на темной фигуре... Снурре. Алые пятна на угольно-черной шкуре. Легенда честнее правды, если тебе семь лет. Смерть в мирах "понарошку" страшнее реальных бед. В игре крови нет - одежда в закатной глазури... Снип, Снап, Снурре. Мы, наверное, просто уснули? *** Автор: Саша Бес Вьюговей Его звали по – странному холодно – Вьюговей. Коренастый, красивый и с прищуром серых глаз. Никогда не смеялся, не злился, не хмурил бровей . Тьма на сердце (я знала) – от слишком большого костра зола. Все боялись при нем называть имена детей. Если смотрит, старались скорей опустить глаза. Говорили, что в детстве его унесла метель. В двадцать пять он седой, но окрепший, вернулся назад. Как пришел – никого не любил и ни с кем не спал. Возвращаясь с охоты, добычу делил на всех. Он по запаху знал, где находится лисья тропа. Он грыз кости, как зверь и с молитвой закапывал мех. Я хотела его. Заманила его в постель. Так как бабка при жизни учила – дурман -травой. Сердце ныло в предчувствии. Вот на дворе метель. И потом я услышала волчий протяжный вой. А на утро пришла весна, и запел соловей. На крыльце только волчьи следы и щепотка золы… Ты не смей забывать имена моих сыновей. Столь же горькие и целебные как полынь
гость: Расскажи мне сказку , да про то что было , Расскажи про вита на гнедом коне Расскажи про чувства , что сжигают разум Про погоню в поле , за врагом, по ржи. Расскажи про схватку, в алом свете солнца И про хрип пред смертью , крови на губах. И про боль и горе , что тиски для сердца Да про побратима , что в спину был убит. Расскажи про ярость, что как вал девятый Наливает силой, а потом покой . Как могильный холод подбираясь к сердцу . Вдруг встает на грани Волею Твоей. Как Родные Боги Правде внуков учат, Как Курган сложил ты, для Друзей своих Расскажи про Верность , расскажи про Совесть, Про Отвагу Воев, Что с клинком в груди Продолжают бится,в самом сердце сечи Продолжают бится ,Смерти вопреки Расскажи про Жизнь мне …. Деда, расскажи мне …… Деда я таким же …. БУДУ как и Ты
Краслава: гость
гость: Краслава захвалишь )))))
гость: очень понравилась песня Стас Коноплянников Разорвало тишину в феврале далёком, Раскололись небеса в синеве высокой. Как судьбина повернёт, и кому как выйдет. 19-той весны кто-то не увидит... Вместе связаны судьбой, среди год зажаты, Но не зря пехоту Бог окрестил крылатой. Отступать в бою назад их не научили. Покурили, обнялись, Богу помолились. Захотел Хаттаб десант сбросить с перевала. Жарко стало небесам, места стало мало. Открывайте, ангела, в небеса ворота! К вам с поклоном навсегда в храм 6 рота... Трое суток кровь харкал в снег народ Кавказа. Ярость всю свою и прыть выжал до отказа. Не смогли десант сломать, обломали зубы. "Не смогли они сломить",- прошептали губы. Открывайте, ангела, в небеса ворота! К вам с поклоном навсегда в храм 6 рота... Рассказать, наверное, сам Господь не в силах, Как десантники кладут жизни за Россию. Бились так, что из камней клочья словно слезы. Дрогнул враг как по весне листья у березы Не сдались, не отошли, в небеса поднялись, Навсегда в одном строю в тех горах остались. Открывайте, ангела, к вам 6 рота Караулом навсегда в Грозовых воротах. Еще долго по горам эхо будет плакать, Ведь не зря Господь десант окрестил крылатым Открывайте, ангела, в небеса ворота! К вам с поклоном навсегда в храм 6 рота... Рассказать, наверное, сам Господь не в силах, Как десантники кладут жизни за Россию. Как десантники кладут жизни за Россию...
Краслава: Хорошие стихи. Песня видимо ещё сильнее!
гость: ага только вот сюда ни как файл музыкальный не выложить
Краслава: гость если выложить на Youtube - то можно. Или ссылкой или так, в окно
Ярослава: Автор Финист. Просочилась в Светлу Русь темнота. Не успели мы закрыть ворота. По Земле что нам Мать, тьма попёрлась гулять. Много Жизней унесла - сволота. Стали Русы Ведовство забывать, Кто-то даже прах Отцов предавать. Кровь ручьями текла - то погибель была. И в слезах стала Русь утопать. Но закончились тёмные дни. Длились семь Кругов Жизни они. Русь из пепла встаёт - то Рассвет настаёт, Разгораются в Душах Огни. Повернуло ся Коло Сварога. Велес Волка привёл из Чертога. Станет он помогать Землю - Мать очищать Внукам Славного Предка Дажьбога. Вспомним братья с Богами Родство. Вспомним наших Волхвов Ведовство. И Совместная Весть, возрождается днесь, Пробуждая Богов естество. Слышу - плачет Землица - Сыра. Нам в кольчуги одеться пора. И плечом ко плечу, и мечом ко мечу, Отстоять изначальное РА. Разгуляемся во поле мы. Не страшимся мы прихвостней тьмы. Ведь за нашей спиной, край Славянский Родной, Что нам Люб от зимы до зимы. Будем люто мы ворогов бить. И не станем мы тварей щадить. За Отцов отомстим, всё своё возместим. Восстановим мы Родову нить. В круг Костра Хоровод закружит. Время вновь по Славянски бежит. И Природа опять как Родимая Мать, Память Рода сынам освежит. Засияет опять Коловрат. Вновь Славянин Славянину Брат! Будем Совестью Жить да Землёй дорожить. Да не грянет над Русью набат.
Краслава:
Венед: Прислал Крамольник Злопамятность. Я с детства с нею спорил. Нельзя излишне долго помнить зло. Но с древности, Кто вовсе зла не помнил, Расплачивался дорого зело. К истории полезно обращаться, Пусть входит в сердце опытом седым. Чтоб ныне нам не больно обольщаться Широким всепрощением своим. Ведь жизнь сама то явственно, то скрытно Нам преподаст точнее всех наук. В прощеном зле – добра ещё не видно. Прощёный недруг – он ещё не друг. Не может быть иначе в жизни, ибо Сметённый враг всегда восстать готов. Сочтем ли, сколько витязей погибло От рук прощёных ими же врагов. Одна черта у жизни и у смерти. Во все века одна. В конце концов, Трагедией расплачивались дети Не раз, за благодушие отцов. И сколько зорь багрянилось кроваво. И сколько нам не шло уроков впрок! Запомнить зло не просто только право, А как не поверни – суровый долг! Нам есть что славить, есть, что горько помнить На свой надеясь, не на божий суд! И если мы не сможем долг исполнить Потомки нас добром не помянут.
Краслава: Венед
гость: немного с нецензурой .... но что то в этом есть )))) ........ "Ептыть" - это вам не гадости! Не грязь и ее сквернословие. "Ептыть!" - восклицают в радости, Как мудрое предисловие: Ептыть! - и тоска растаяла. Ептыть! - и исчезли горести. "Ептыть" - не шаблон, не правило! "Ептыть" говорят по совести... "Ептыть" - это не случайное Двух слогов взаимодействие: В нем "епт" - как желанье тайное... И "ыть" - как способность к действию! © А. Яковенко (Тихомиров) Седые тайны мирозданья Нам не постичь путем наук. Здесь не поможет ключ познанья, Все снова выскользнет из рук. Мыслитель, позабудь свой вывод. Ну что твоя изменит мысль? Зачем слону педальный привод? Увы, не в том ты ищешь смысл! Не рассчитают инженеры, И математики слабы, И физики не знают меры Рассчета происков судьбы. Еще никто не дал ответа На все вопросы слова "как". Но я открою тайну эту: На все один ответ: "Хуяк!" Хуяк - и возвелись плотины, Хуяк - воздвиглись города, Хуяк - и тонут бригантины, Хуяк - и падает звезда. Хуяк - и самолет разбился, Хуяк - и перерыли путь, Хуяк - и ты на свет родился, Нет-нет, да сдохнешь как-нибудь... Хуяк - великая причина, Хуяк - основа всех основ. Не властна времени пучина Над грандиознейшим из слов! И если чей-то взгляд печальный Тебя с надрывом спросит "как?!" Ответь достойно и тотально Все объясняющим "ХУЯК!!!" © А. Яковенко (Тихомиров)
Ярослава: Мне понравилось. Очень первомайское!
Венед: «Морква в огороде В садике пчела Жаба на болоте Крылья развела Воспарить желает Тихо мямлит «Ква!» Только в небо взмыть ей Не дает Москва Знают, точно знают кляты Москали Что в воздушном царстве Жабы — короли / Что раскинув крылья Как зелёный птах Целый день парила б Жаба в небесах Долететь могла бы аж до звезд она Что она порхать лишь богом создана Только что-то держит Тянет в грязь земли Жаба точно знает Это москали те стальные пальцы как в кольцо взялИ И держат за яйца жабу москали Говорят: «не надо, жаба, ты говно» Только смотрит в небо Жаба все равно И пускай минуют тяжкие часы До сих пор мешают жабе русско-псы. Погоди, паскуда, стольная Москва Жаба не подохла, и еще жива Жаба скоро взмоет в голубую даль Ведь прекрасней жабы Бог не создавал. ОРИГИНАЛ: Морква на городi, / У саду бджола. / Жаба на болотi / Крила розвела./ Хоче полетiти,/ Тихо каже «Ква!» Але в небо взмити / Hе дає Москва. Знають, знають хитрi / Клятi москалi / Те, що у повiтрi / Жаби — королi. Що розкинув крила, / Мов зелений птах / Цiлий день парила б / Жаба в небесах. Що могла б дiстати / Hавiть до зiрок, / Що створив лiтати / Жаб зелених бог. Але щось тримае, / Тягне до трави. / Жаба точно знае — / То рука Москви. В ней залiзнi пальцi, / Як кiльцем взяли. / I трима за яйця / Жабу москалi… Кажуть, що не треба. / Кажуть: «Ти лайно». / Але глядить в небо / Жаба все одно. I хоча минають / Цi тяжки часи, / Досi заважають / Жабi руськi пси. Годi, кляте стерво, / Золота Москва / Жаба ще не вмерла, / Жаба ще жива. Жаба ще порине / В синю далечiнь, / Бо немає нинi / Краще жаб створiнь.» Андрий Горобчук
Краслава: Класс! Замечательные стихи! Очень жизнеутверждающие!
гость: Ю.И. Аруцев Который год лежу я здесь, на рубеже, И тишина у нас, и пули не свистят, Не жмусь к земле, и страха нет уже. А как я дрался – гильзы подтвердят. Винтовочка – со мной! Все эти годы Лежит подружкой рядом, под рукой. Берёзки русские над нами хороводы Выводят тихо летнею порой. Окопчик мой, сравнявшийся с землёю, Наверно, не найти теперь, как и меня. Свое последнее пристанище родное Я выкопал с любовью, не спеша. Я из него равнял свой счёт с фашизмом, Смотря в прицел, как в поле из окна, И мне казалось, что под небом чистым Царят по-прежнему и мир, и доброта. Как будто не в прицел, а в школьное окно, Смотрю во все глаза на нашу Сашку! Я приглашу её, наверное, в кино, Поймав в ответ улыбку нараспашку! Мы что-то думали о жизни и мечтали. Я маму вспомнил и сестру мою. По каске новенькой осколки запевали Дурными соловьями песнь свою. Но вот уж началось! Как будто не со мною. Откуда этот страх, что аж дрожит рука? Я делаю движение простое И клацаю затвором, чуть дыша. Как быстро началось! Уже среди разрывов Я вижу цепь людей. Нет, не людей – врагов! А в голове безудержным мотивом Мелькают образы прадéдов и отцов. Наверное, им тоже было страшно. Но ведь не так, как мне теперь, сейчас. Как хочется, как хочется обратно В ту юность, не прожитую – для нас! Ах, батя, родненький! Ты видишь – я не трушу В мой первый в жизни самый страшный бой, Хотя навыворот вытягивает душу Летящих мин нетерпеливый вой. Попал в прицел во всем зелёном парень – Он, видно, тоже маму вспоминал. Упал, взмахнув, как крыльями, руками, И гильза первая ушла к моим ногам. Ещё вложил я за соседа – тот, что справа! Из гильзы струйкой, как душа – дымок... Сосед, что слева, то ли Ваня, то ли Слава, Молчит, закончив первый бой не в срок. Ведь утром же мы с ним ещё курили Впервые в жизни, кашлем заходясь. Не став мужчинами, о женщинах шутили, Как девушке, Отчизне поклонясь. Одна обойма кончилась! Другая! Равняю счёт за тех и за других, Не веря всё ещё, не понимая, Как гаснет пламя жизней молодых! Ещё один! Ещё один завален! Придёт ли бою этому конец?! Не знаю, но моим свинцом завален Немецких рыцарей зелёный молодец! Скользит ладонь с приклада от крови. Моя ль она, а может быть, чужая, Поди ж теперь, попробуй разбери – Не до того! И разница какая! Людская кровь, кровавая руда, Над ней трудились сотни поколений, Течёт рекой широкой в никуда. Не дай Господь – в беспамятство забвений! И вдруг – разрыв! Осколочек лихой В лицо вонзился, пробежав в висок, Промчался раскалённою струёй, Вмиг оборвав, что я любил и мог. И темнота. И ночь. Я терпеливый. Так, день за днём, пришёл и век другой. Я был убит без боли. Я счастливый. Жаль, был коротким этот первый бой! Семидесятая весна встречает нас! Опять тепло и вишни зацвели, А мы лежим, не беспокоя вас, Почти что рядом с жизнью, но – вдали. Как долго ждём, что вынесут и нас... Своих давно ведь немцы унесли. И гансов тех, убитых мной за вас, Они уж точно в списки занесли. Поёт семидесятая весна На все лады, от мира ошалев, А среди нас такая тишина – Не выскажу, навеки онемев. Мой медальон, наполненный водою, Лежит поодаль, мне видать его – Зарос дернóм, засыпался листвою. Навряд ли, братцы, вам найти его. Без суеверий я успел его заполнить И буквы выводил, как в классе, в аккурат. Всё образы родных пытаюсь вспомнить – А всё обрывки памяти летят... У немцев медальоны – это сила! А наш – дерьмо. Чуть что – прощай навек. Хоть смерть нас одинаково косила, Да наш пропал безвестным человек. Безвестный медальон, как без вести пропавший, Родителям бойца уже не принесут. Пустышки мёртвые – на миллионы павших. Что проку в том, что их теперь найдут? Мне повезло – я словно невредимый. А чуть подальше – страшно говорить – Сестричку нашу так накрыло миной, Что не найдёте, что и хоронить. Она Ерастова с "нейтралки" дотащила! Комбата нашего, а он уж неживой. У девочки – откуда взялась сила?! Для них обоих был последним бой... Меня ж нашли, считай, почти случайно. Парнишка, как и я, лет двадцати Присел на край и щупом ткнул нечайно, Попав в меня – не в мину, в мать ити! Вы б аккуратней, пацаны, по нам ходили! Здесь их полно, прошедших через ствол, Здесь больше нас снарядов находили, На этом поле – смерти вечный стон. Тут этого добра средь нас навалом, И кучами, и россыпью лежат, Земля спеклася кровью и металлом – А ты лопатой тычешь наугад! Из года в год, а рвёт над нашим лесом Протяжным эхом разрывной хлопок, И чья-то жизнь с печальным интересом Душой упрётся в неба потолок... Который год лежу я здесь, на рубеже. И тишина у нас... И пули не свистят... Не жмусь к земле – я сам земля уже. А как я дрался – гильзы подтвердят. Семидесятый год выпускников – Ребят и девочек, счастливых и живых! А я не вижу снов, не слышу слов – Ни одноклассников, ни близких, ни родных... Не век же коротать под снегом и дождями – Придёт черёд когда-нибудь и мой, И пропоёт родными соловьями Салют солдатский над моей главой! А вам твердят упорно на исходе века, Что мы как будто плохо воевали, Что командиры не щадили человека И что кроваво-долго отступали. Упорно вам твердят – мы плохо воевали – Отцам и жёнам, вашим малым детям! Что будто Родину проспали-прозевали! Я – мёртвый. Я за всех отвечу этим. Чу! звякнула лопатка! в сантиметре! Эх, не нашли сегодня... Завтра подберут. Нас много на прострельном этом метре. Ребята! Черти! Тут я! Тут я!! Тут!!! Вдруг, чувствую, меня уже находят! Вот моего плеча едва коснулся щуп, Я вижу – ослепительное солнышко восходит! Как радостно, что люди здесь живут! Как хорошо, что вместе нас сложили! Вот рядом Ваня, Женька и Асхат. Как много нас! Как много нас побили! Глянь в небеса – журавлики летят! Как хорошо, что нас не разлучили – Мы погибали вместе, вместе и лежим. Вы бы за нас письмишко сочинили Всем-всем родителям, ушедшим и – живым! Ну, наконец-то, люди, я отвоевался. Окоп оставил свой – и на века Живым для всех! для всех живым остался, Исполнив долг военный до конца!
гость: http://www.youtube.com/watch?v=NmeuyCDCrcw Стас Коноплянников "6 Рота"
Краслава: гость пишет: Ю.И. Аруцев Который год лежу я здесь, на рубеже, И тишина у нас, и пули не свистят, Не жмусь к земле, и страха нет уже. А как я дрался – гильзы подтвердят.... Спасибо тебе друже. Хорошие слова! Вечная Слава нашим Героям!
Ярослава: Да, Гость, прочитала одним духом.
гость: Краславушка Специально для тебя ))))) http://www.youtube.com/watch?v=SwAXO7IzomU Ярослава в контакте есть Аудио файл читает сам автор или вот с ютуба http://www.youtube.com/watch?v=HJTAZKz7LV8
гость: Съездил на дачу воспоминания так и накатили ))) Здравствуй Дача ! Солнце блещет, Птички всякие поют, К верху попой, в огороде, Я вершу тяжелый труд. Дерг – на лево , Дерг - на право. Не сорняк ? Здесь все сорняк. Называется прополкой , ( для ботаника наряд) Сзади слышны крики , вопли , Нежный «лещ» от мамы злой – Оказалось что морковку прополол со всей травой . Это дети вам наука – Сей корявенький стишок. Чтоб такого не случилось , Каждый миг учись дружок .
гость: кому как а мне понравилось Ах, какая была держава! Ах, какие в ней люди были! Как торжественно-величаво Звуки гимна над миром плыли! Ах, как были открыты лица, Как наполнены светом взгляды! Как красива была столица! Как величественны парады! Проходя триумфальным маршем, Безупречно красивым строем, Молодежь присягала старшим, Закаленным в боях героям - Не деляги и прохиндеи Попадали у нас в кумиры... Ибо в людях жила - идея! Жажда быть справедливым миром.! Что же было такого злого В том, что мы понимали твердо, Что "товарищ" - не просто слово, И звучит это слово гордо? В том, что были одним народом, Крепко спаянным общей Верой, Что достоинства - не доходом, А иной измеряли мерой? В том, что пошлости на потребу Не топили в грязи искусство? Что мальчишек манило небо? Что у девушек были чувства? Ах, насколько все нынче гаже, Хуже, ниже и даже реже: Пусть мелодия гимна - та же, Но порыв и идея - где же? И всего нестерпимей горе В невозможности примирений Не с утратою территорий, Но с потерею поколений! Как ни пыжатся эти рожи, Разве место при них надежде? Ах, как все это непохоже На страну, что мы знали прежде! Что была молода, крылата, Силы множила год за годом, Где народ уважал солдата И гордился солдат народом. Ту, где светлыми были дали, Ту, где были чисты просторы... А какое кино снимали Наши лучшие режиссеры! А какие звенели песни! Как от них расправлялись плечи! Как под них мы шагали вместе Ранним утром заре навстречу! Эти песни - о главном в жизни: О свободе, мечте, полете, О любви к дорогой отчизне, О труде, что всегда в почете, И о девушках, что цветами Расцветают под солнцем мая, И о ждущей нас дома маме, И о с детства знакомом крае, И о чести, и об отваге, И о верном, надежном друге... И алели над нами флаги С серп и молотом в гербовом круге.
гость: Вот еще всплыло : Дикари... На западе считается приличным Всех русских дикарями называть, За то что дружбу водим с медведЯми И под открытым небом можем спать. Мы дикари за то что всей деревней Построим дом для будущей семьи, И не возмём за это ни копейки, А просто похлебаем вместе щи. Мы дикари за то что верим в бога Но не сжигали женщин на кострах, За ихнию красивую фигуру, За хитрый и надменный блеск в глазах. Мы дикари за то что создавали Дороги ,школы,детские сады,. А в Африке хотели жизнь наладить, А не продать брендОвые трусы. Мы дикари за то что не скупали обрубки кожи с головы людей, Что землю своих предков защищали От грязной швали с тысячью мастей. МЫ дикари за то что в 45-м С земли не стёрли наЦЦию одну, Хотя должок к ним был виликоватый, До тла хотелося спалить эту страну. Мы дикари за то что мы бомбили, Заводы, а не детские дома, за то что хлебом мы своим делились С детми и жёнами вчершнего врага. Мы дикари за то что так не разу Не сбрасывали атомный фугас на города с деревьев и бумаги И это бремя не лежит на нас. Мы дикари за то что наш Гагарин Дорогу в Космос первый проложил, Мы всей страной тогда гордились очень, А кто-то тихо злобу затаил... Так может хватит этих приреканий, И стоит один раз всем показать Какими дикими становятся славяне Когда добром их начинают упрекать?
Краслава: гость
guest: гость пишет: И алели над нами флаги С серп и молотом в гербовом круге. Только вот не мешало бы перед тем, как "понравилось", загуглить оригинал… Подскажу: автор — Юрий Нестеренко.
гость: guest ты это к чему .. если мне понравилось то что, я сюда выложить не могу? ... или что то с Нестеренко не так ? или я приписал себе авторство ?
Краслава: гость
полная версия страницы