Форум » КОРЧМА » Поэзия. Проза. Всё для Души... (продолжение) » Ответить

Поэзия. Проза. Всё для Души... (продолжение)

Краслава: Была у нас такая тема. Вот решила её восстановить. Надо народу дать возможность высказываться! Вот это я нашла в сети (Честно - не я) у девоньки одной юной, хорошо пишет.(пунктуацию и орфография сохранила авторскую). Мне показалось весьма неплохо. Но главное, психологически достоверно! СУДЬБА ВОЛЧИЦЫ Я родилась волчицей раннею весной, В норе уютной с непростой душой И солнце доброе светило в жизни мне Росла я сильною, готовилась к борьбе Настало моё время и волчица-мать, Давала мне напутствие в мой долгий путь Сказав что, в сердце заглянув к себе, Я расскажу, кем быть судьбою выпало тебе Волк благороден от природы и умён, На битву вечную судьбою обречён, С нечистой силой и отстаивая путь Он чутким нюхом чует жизни суть. Ведь волку безразличен в жизни страх, Он там всегда где, в жилах стынет кровь Где бой идёт без страха во плоти, И вся земля за честь орошена в крови. Все перемены в жизни по плечу ему Безумство правды в нём живёт и наяву Он грудью пробивает в жизни путь себе В неравной схватке и опасной той борьбе. Настанет день и заглянув в глаза мои А что такое волк подумаете Вы? Чем ты гордишься, в чём его душа Чем ты прекрасна, чем ты хороша? И расскажу я Вам, кем выпало быть мне, В израненное жизнью сердце, заглянув к себе, Как мать-волчица говорила мне тогда Судьбою волком быть, мне выпало всегда. [more] ВОЛЧИЦА. ПОЭМА О ЛЮБВИ И ВЕРНОСТИ Там, где овраги темны да ручьисты, там, где ручьи речисты да чисты, там, где птицы молчат, родила одной ночью волчица трёх лопоухих волчат. Месяц светил бледный да блудный, дебри сморил сон беспробудный, белка заснула в дупле. Не спала со щенками волчица, вылизывая их во мгле. Потом свирепела над логовом вьюга. Слепые волчата, трясясь от испуга, молока из сосцов напились и, сопя да икая от сытости, под брюхом спать улеглись. Дремала волчица, но чуткие уши ловили малейшие звуки снаружи возле волчьего логова. Но вместо поступи мужа - лишь дуба скрип толстоногого. А волк в это время, зажатый в капкане на волчьей тропе между пеньками, яростно бился и молча в лютом, смертельном отчаянии, судьбе не сдаваясь волчьей. Подкралась беда тихой, снежною сапой. Теперь с перебитой переднею лапой он цепь рвёт да снег жадно лижет, да слушает дебри сторожко: не заскрипят ли лыжи? В алой крови был снег разрыхлённый, стонали в агонии ели да клёны под злобной, слепящей пургою. Рассвет замаячил зелёный над тёмной, бессонной тайгою. Кто знал, что с пургою несчастье примчится? Тоскою объята, лежала волчица, волчат не решаясь бросить. С каждым может такое случиться. Беда никого не спросит. Не в силах терпеть пустоту и тревогу, волчица решилась идти на подмогу пропавшему в зарослях мужу. И, помолясь волчьему Богу, она побежала в стужу. Нет, не к добру быстро светало. Следы за волчицей пурга заметала, засыпая снегами логово- Волку бегущему - волково, Богу парящему - богово. И вот, отбежав подальше от дома, она в небеса завыла со стоном: - Что же ты, Бог наш волчий, оставил меня одинокой коротать мои вдовьи ночи?! Провой мне с небес, неистовый Боже, разделит ли муж со мной брачное ложе? Мало ль тебе мы крови жертвовали на охоте, чтоб жить мне одной век вдовий? Так выла она с минуту иль боле, вещая снегам о своей волчьей доле, как вдруг из далёкой чащи донёсся призыв, полный боли, душу и кровь леденящий. Проваливаясь по брюхо в сугробах, она понеслась, позабыв о тропах, призыва признав всевластье, к тому, кто зачал детей в ней, к тому, кто дарил ей счастье. Как сердце её закричало от боли, когда она встретила мужа в неволе, в крепком капкане зажатого, ждущего в тихой тоске в ад или в рай провожатого! Он посмотрел в её жёлтые очи. Он застонал и рванулся, но прочен был на капкане замок. Тогда прохрипел он: "Беги же! Беги"! И, потупясь, замолк. Но волчица, кипя лютою злобой, прорычала в ответ: "Прогони, попробуй! Тебе ли в капкане страстей указывать мне, что делать?! Матери наших детей"! "Ну, что же-- вздохнул он.-Делай, что хочешь. Но помни, что путь здесь от пули окончишь в попытке своей бесплодной, отдавая наших волчат в логово смерти голодной". Но самка, зажмурившись крепко со страху, в пленённую лапу вонзилась с размаху и, взвыв от его боли, резанула клыками, как бритвой, самца перебитую голень. Потом она, плача, рядом сидела, а он свою рану лизал то и дело, отвернувшись мордой к берёзам, чтобы она, не дай Боже, не узрела в глазах его слёзы. Внезапно донёсся охотников запах, и волк захромал на трёх своих лапах за верной своей волчицей, пробивающей грудью тропу к ручью, что к оврагу мчится. Они по ручью шли дальше от логова, пока не дошли до брега отлогого тихой таёжной речки, где ели стояли в снегу, как восковые свечки. Потом они сделали круг до оврага по полю, по снежному дну буерака. И волк уже полз за волчицей, потеряв в пути много крови, что продолжала сочиться. И след их кровавый скрывала позёмка, и вьюга весенняя пела в потёмках о верности и о любви их. А в логове ждали волчата: голодные, но живые. Так март пролетел, и снег тихо стаял. Волчица успешно охотилась в стае, а волк обучал волчат охоте на диких уток, мышей и резвых зайчат. Его все прозвали Трехлапым папой. Давно он привык жить с короткою лапой, но думалось год из года, что дороже лапы свобода. А по ночам ему снился капкан, в котором он бился, и вползали в ночные грёзы волчицы любимой слёзы. ВОЛЧЬЯ ДОЛЯ Тяжела моя волчья судьба, знаю точно я, что никогда Не погибну в болотах - ведь души спасенных проведут меня через года! Хоть и спас я уж многих, еще больше убил... Никогда не дружил я, никогда не любил... Был я волком всю жизнь, знать, судьба такова! Ну и пусть, эту жизнь проживу, как глава! Как глава спецотрядов, лидер многих бойцов, Хотя кто-то боится посмотреть мне в лицо, Не обижен на них я - сам себя я боюсь! Такова жизнь моя - через тернии рвусь! Если даже погибну - я не просто так жил! Если и отомстят мне, те, кого я убил, Я умру не без пользы для мира сего, И перед своей смертью спасу я его! Ну уж нет, не погибну я, что же я так! В батальонах врагов будет вой, кавардак, Уничтожу поганцев до начала зари, Друг мой, бог мой, в небо смотри! Уж заря начинает, конец настает, Но последнего гада волк никак не убьет, Что же, друг, неужели потерял я свой пыл?.. НИКОГДА! Пламя в сердце, дух еще не остыл! [/more]

Ответов - 107, стр: 1 2 3 All

Мичман: Тематика не Древнеславянская, скорее военная. Это реальная история трёх русских офицеров. Три офицера. Местность вокруг Наншаня напоминала преисподнюю. Вокруг рвались снаряды, изрыгавшиеся японскими орудиями. Вдали трещали ещё пулемёты, как русские, так и японские. Крики, стоны раненых, сотрясание земли. Русский пятый Восточносибирский полк под командованием полковника Николая Александровича Третьякова удерживал дальние подступы к Порт-Артуру, и Порту-Дальнему. Японская армия под командованием генерала Оку, вела наступление. И при всем желании, при всём мужестве и стойкости русского солдата, один полк не мог противостоять целой армии. Пущены вход были последние подкрепления, присланные генералом Фоком. Русские войска держались стойко. Из пятидесяти русских орудий, ещё несколько дней назад стрелявших по японцам, не уцелело ни одного. Из последних двух, стрелял один канонир, по очереди из каждого, пока выстрел японского орудия не прервал жизнь стойкого солдата. Полковник Третьяков приказал собраться всем офицерам полка, он поведал им, о приказе генерала Фока, отступать. Многие понимали, что это благоразумно, боеприпасов было мало, многие уже были убиты или ранены. Однако нашлись командиры рот, не хотевшие оставить позиций. Капитан Маковеев командир восьмой роты, и майор Соколов командир девятой роты, отказались отступать. И грозный взгляд полковника Третьякова, этого благородного офицера им был не помехой, они понимали, что полк должен отступить, таков приказ, но сами они не за что не хотели оставить эти позиции, эти траншеи, в которых лежали солдаты, которым они были отцами, офицеры, которым они были братьями. Полковник Третьяков понимал, что в иной другой ситуации должен был помешать нарушению приказа, но сейчас он должен был увести полк, с как можно более меньшими потерями к Порт-Артуру. Их жизни ещё будут нужны Отчизне. И они ей послужат. Солдаты молча смотрели на то, как два офицера шли к боевым позиция, не так давно оставленными полком. Увидел это и лейтенант Краговский. И в душе его что-то кольнуло, душой он должен быть там, с двумя офицерами, он должен исполнить долг присяги, данный Государю, Отечеству и Богу… Он был из богатой дворянской семьи, его отец мог устроить его в гвардию, он бы каждый день видел Государя, но сам он стремился с простой ратной службе, и как только началась война с японцами записался в пятый полк ехавший на передовую. Сплюнув на землю, он повернулся и зашагал против колонны солдат и офицеров, сказав на ходу : - Прощайте братцы, не поминайте лихом! Ускорив шаг, он догнал капитана и майора. И крикнул, сквозь шум стрельбы: - Господа, я с Вами! Опытные офицеры, повернулись и молча посмотрели на молодого офицера. Майор Соколов хотел было отговорить лейтенанта, но в душе понял что его место тут, и он, как и они не хотел показывать спину неприятелю. Выйдя, на передовую, они перекрестились, помолились, попрощались, и каждый из них направился к бывшему расположению своей роты. Капитан Маковеев держал в руке револьвер, который подарили ему французы за храбрость проявленную в 1900 – том году, когда во время антиевропейского восстания в Китае он принимал деятельное участие в спасении французской миссии. Сейчас он стоял у окопа, и смотрел на цепь японских солдат, они стреляли по нему, одна пуля сбила фуражку, другие падали рядом, подняв пистолет в руке он бросился из окопа, с криком, напоминавшим боевой клич его предков, языческих, славянских воинов, навстречу врагу, он опустошил весь свой барабан, прежде чем японская пуля, угодив в шею, убила его. Капитан пал замертво. Майор Соколов был ветераном ещё Русско-Турецкой войны, 1877-78 гг., за храбрость проявленную при штурме Плевны, ему было вручена сабля, с надписью за храбрость. Её он и сжимал в руках. Перед ним промелькнула вся его жизнь, балы, бои в которых он участвовал. Друзья, которых уже не было, скоро он отправится с ним. Когда японцы вошли в окопы, он кинулся на них с криком «За Русь Святую!» и убил нескольких, перед тем как был исколот японскими штыками. Лейтенант Краговский поднял с земли усеянной телами убитых, винтовку и патроны к ней, он стрелял и стрелял, по цепи японских солдат, стреляли и в него, пуля вошла в левое плечо и стрелять оказалось не возможным. Он взялся за свой револьвер, который был в кобуре, его ему подарили по случаю окончания Павловского военного училища, он помнил эти золотые годы, он помнил тот чудесный бал, перед которым ему вручили звания лейтенанта. Но сейчас он был тут, и его долг звал его, долг послужить Отчизне, и Государю-Императору. Уже весь в ранах он лежал прислонившись к стенке окопа, последние два патрона он выпустил в двух японских солдат первыми достигших окопа, его молодую жизнь прервал штык японского солдата… А в дали, по приказу полковника Третьякова, русский военный оркестр играл музыку, и под неё отступали солдаты полка, дабы не было паники и боевой дух был высок! Отступили с честью, впереди их ждали другие бои, оборона Порт-Артура и славные героические дела. Памяти капитана Маковеева, майора Соколова, лейтенанта Краговского, всех русских солдат и офицеров погибших в боях за дальние подступы к Порт-Артуру и Порту-Дальнему посвящается.

Лиса: Лада Сестрице * Сестрица, а здесь морозы - уже надеваем шубы. У вас, как и прежде, солнце смеётся на синем небе? Вчера выбирали жертву - колдун указал на Дзюбу. Мне жалко его... Но знаешь, ведь это почётный жребий: Беда у нас. Мор несытый пришёл из краёв далёких. Видать, насолили крепко мы старой Незваной Гостье… А Дзюба уже немолод – всё сладилось без упрёков, Он только велел: вы соли в огонь хоть щепотку бросьте… читать дальше* Насытились нашей жертвою Та-кого-звать-не-стоит, И мор отступил. Скотина почти поголовно пала, Но людям уже полегче: сегодня вот встали трое. Слезятся глаза… от дыма – сестричка, я так устала! Какая же это ноша – ухаживать за больными, Бессильно смотреть, как люди гниют изнутри - без счёта… А дети – как свечки, гаснут. И каждую смерть я с ними, Держа на руках, прощалась. Спокойного им полёта. * Как мама, отец и братья? Я, может, потом приеду… Мы жжём у реки одежду, постели в огромных кучах. Нас мало совсем осталось, но это почти победа - Сегодня уже последним – не сглазить бы! - стало лучше. Меня не коснулась хворь – уж не знаю, к добру ли, к худу. А вот сыновья-погодки… и муж… до сих пор не верю. Сестричка, спроси у мамы, мой род навсегда потерян? Я здесь не смогу остаться: их тени стоят повсюду. * Хотя ни к чему вопросы… Сама от родных истоков За счастьем своим пустилась, ни света, ни тьмы не зная… Послушай, ведь я непраздна, уже середина срока. Сестричка, что с нами будет? Мне страшно, моя родная! * Упрямо пишу, хоть знаю, письму не уйти с погоста. Я будто в костёр шагнула, внутри поселилось пламя, Болит… Но уже за дверью стоит дорогая Гостья, Здоровья вам всем, сестричка, пусть Боги пребудут с вами.

Краслава: Вы только зайдите посмотрите, какие стихи интересные пишет этот автор! Вот отрывок привожу, т.к. оно очень большое: Антимосква "....Русь там, где Правда, Равенство, Культура, Народовластье, Воля и Закон, – Но в Тирании затхлой и сутулой Она Чужой обслужитвает Сон. И Ложь Москвы должна уйти за нею, Чтобы Болезнью Кровь не отравлять, – И сможет Русь встать снова, – лишь посмеет Дерзнуть Учиться, Мыслить, Познавать! Взойдёт Звездой на чистом Небосводе Цивилизаций, славящих Прогресс, Став не «восточно-западным Народом», Но лишь Народом, ведающим Честь! Пора очистить Стяги Золотые, Открыть Глаза, узнав Душою Свет: Не Русь, – Москва больна Шизофренией, А у Руси такой «Проблемы» нет!..." Здесь полный текст стихов: http://www.my-works.org/text_25247.html


Краслава: И ещё его же. Когда Уходят Боги Пировали в Высотах Олимпа Лавроносные Древние Боги, И над ними сиял горделиво Громовержец, вкушая из Рога. И сказала Афина Паллада: « – О, Отец! Что-то мы засиделись! Снизойти нам давно уже надо, – Как Мудрейшим из смертных хотелось:» «Ибо Высшие пестуют Знанье, Наблюдая за Низшими зорко, – Собирают Цветущее Данью, Регулируют Сладкое с Горьким;» «Наказуют, иль дарят Прощенье Тем, кто Близки и Небезразличны, – Так пойдём же на Дольнее Пенье, Чтоб узнать о Делах в Мире Нижнем!..» И сквозь Бурю пронзил Громовержец Сенью Молний земные Громады, И очистил подножия Лестниц, Что нисходят на Сёла и Грады; И пылающим Солнечным Светом Тело Радуги выложил чудно, – И, влекомые Мудрым Советом, Боги вышли к Долам Многолюдным... Но увидели всюду Забвенье Старых Принципов и Идеалов, Услыхали фальшивое Пенье, Что лукаво Жрецы воссылали; Обошли и Моря и Равнины, Где смердили Неверье и Злоба, Хладный Скепсис, согбенные Спины, Безразличные к Жизни и Гробу; Мешанину больных Заблуждений С Удивлением здравым познали, Слепоту Золотых Развлечений Из Начала в Конец пролистали; Оценили Гордыни Пороков, Что когда-то в Зародышах были, И людей равнодушно Жестоких, Что бездушно над Главным шутили... И взирая на то Запустенье, Что купалось в Богатстве и Власти, Громовержец изрёк: «Вот Знаменье! Вот он, Оттиск Вселенской Печати!» «Указанье бессмысленных Действий Тех, что Суть и Значенья размыли, Позабывших про Время и Место, И во всём доверяющих Силе!» «Если Жертвы без Веры приносят, – То зачем принимать их Вслепую?! Если Главное больше не просят, И снуют, друг у друга воруя, – » «То не дело Богам унижаться До обслуги заблудших Двуногих!.. Нам пора с Этим Миром прощаться, И укрыться в Пределах Высоких!..» «Мы питали Эпохи Величий, Всё, что создано – с Нашего Спроса: Но теперь Он как-будто бы Лишний, – Так уйдём же из Царства Навоза!» «Пусть что Было, то рухнет Навечно, И рассеются Снова Народы, – Чтоб восстал на Земле этой Грешной Новый Бог под Лазоревым Сводом!» «Он искупит Собой Прегрешенья, Возвестив свою Новую Эру, – И Создатель поднимет Реченье, Что пробудит Великую Веру!..» И растаяли Древние Боги, Удалившись Неспешно и Тихо, И пропали навеки Чертоги На Олимпе седом и великом. Замолчали Оракулы в Дельфах, Захирели забытые Храмы, Пересохли Ручьи и Посевы, Вскрылись все Позабытые Раны; Всё смешалось, как было Когда-то, Приготовившись стать Материалом, – И тогда воссиял над Закатом Новый Бог без Меча и Орала. Он не знал ни «Пиров», ни «Величий», Он Прощал, а не мстил за Обиды, Был не «Царь», а Бродяга и Нищий, Вместо Лавра Шипами увитый... С той поры Он Эпохою правит, – Но осталось от Прошлого Слово: Бог уйдёт, если Вера зачахнет, – И тогда Мир обрушится Снова!.. 13.04.2006 Ужасное Иносказание Жил когда-то Народ Великий На Пространствах Земель Бескрайних, Знал на Шкуре Беду и Лихо, Врачевал от Соседей Раны; Был Упрямым, снося в Молчаньи Всё, что Прочие не сносили, В чистом Поле стоял нещадно, Непокорный Заморской Силе; Был Рабом лишь своим Владыкам, Отдаваясь им без Остатка, – Но в Быту беспросветно Диком Жаждал «Светоча» и «Порядка»... И Уста изрекли однажды: « – Что Вам жить посреди Метели, Грязь месить, удобряя Пашню, Как Родители Вам велели;» «Нищетою кормить Болезни, И Собою кормить Погосты, – Городская Судьба Чудесней, Безграничная в дивном Росте!» «Бросьте Землю, вперёд к Богатству, К Общим Благам, которых Море, – Жить в Кварталах милей гораздо, Чем в Деревнях, где Голо Поле!..» И Народ потянулся к Чуду, Стал искать, где Удел Получше: Он оставил былую «Скудость», Для вкушения «Райской Кущи». Отопление, Водопроводы, Школы, Садики и Больницы Панацеями от «Невзгоды» Заставляли «Наверх» стремиться. Люди стали Сырьём Заводов, Почитая «Зарплату» благом, – Но трудились таким же Потом, И хлебали всё ту же Брагу... Год за годом Столицы пухли От мечтавших пробраться к Свету, И коптила Вражда, как Угли, Золотое Мечтанье Это. И селились по Норам Узким, О Жилье не успев подумать, Все, кто грезил большим Искусом, Убежав от Наделов «Скудных». Так стонали по реям Клеток Променявшие Лес на Кашу, Темень Бед на Иные Беды, Затеревшие Пашню «Стажем»... Люди плакали и роптали: « – Нет Житья без Своей Квартиры! Все, Повсюду и Всех Достали, – Где Достаток, плывущий в Мире?!» «Души Дьяволу мы заложим, – Только б Детям пожить Как Надо: Без Квартиры Житьё не гоже, Мы готовы Любую Плату» «За Бетон, Кирпичи и Стёкла Уплатить по Счетам и Сметам, – Так Страданьем Судьба иссохла, Что осталась Сухим Заветом!..» И Природа кривой Усмешкой Им ответила: «Ну, дерзайте!..», – И дерзнули они Не Мешкать, И бежали Вперёд, Не Глядя: Перегрызлись в Сраженье Страшном За Возможности, Льготы, Деньги, По Вселенной метнулись даже, Собирая Жиры и Пенки; Всё о «Будущем» рассуждая, «Настоящее» линчевали, – Но «Достаток» с «Жильём» верстая, Светоч Жизни в Душе распяли!.. И, вернувшись с Богатством Новым, Стали Строить, Растить и Высить, Множить Блага, вставлять Засовы, Все и Всюду – с «Верхов» до «Низа». Но Детей не рожали больше, А Рождённые были хилы; Стала Старость для многих горьче, Стала Младость Больным немила; Смерть косила и тех и этих, Эгоизмом себя питая, – Так пустели Земные Клети, Обещавшие «Кущи Рая»... И предстала Картина Миру: Те, что Землю предали Камню, Те, что в Город себя селили, Бились за Угол и за Ставню, Получив, наконец, Хоромы, Завещали их Хмурым Ветрам, – Ибо Тот, кто Забыл о Доме, Будет ввергнут Корнями в Пекло!.. С той поры повествуют Тихо Эти Ветры Вселенной Тайну: Жил Когда-то Народ Великий На Пространствах Земель Бескрайних... 08.03.2006 Голос Избирателя Единокрысы вновь желают править, – Кропать «Законы» – мне, но без меня! – Пуская в Кровь крысиную Отраву, Чтоб Волю к Жизни исподволь отнять. Но у меня от них Противоядье: Свободен я! Меня не убедить, Что лучше тех, кто грабил или гадил На Свете нет, – что Крыс «не заменить»! Я равнодушен к Взяткам и Подачкам, – И «Повышеньям» нищенских «Зарплат», – Должны мне Крысы: их Амбары прячут Моё Добро, бесценное стократ! Скупые Годы, проклятую Юность, Позор Талонов, Цен Переворот, Обман и Хаос, Тление и Грубость, Цепь Безразличий, Голод, Недород, Раздрай Страны, Забвение Закона – Они не смоют в Памяти моей! Их Долг – Велик! Вина их так огромна, Что я желаю им Сочтенья Дней!.. В их Лапах Ложь Экранов и Бумаги, – Но я закрою Уши и Глаза: Пускай по Ветру их полощат Флаги, Передо мной – иные Образа. Пускай гласят: «За нас Большие Массы!» – А я не верю, я не покорюсь: Я голосую Сам, не по Указке Моих Врагов, завравших Имя «Русь»! Я буду с теми, кто, как я, Свободен, Кто за Порядок, не за Произвол, – За «Меньшинство» – за Золото в Породе, А не за Шлак, укутавший «Престол». Мне наплевать на «Миф о Президенте», – Блатной Паяц меня не убедил: Крысиный Идол с Крысами в Ответе За всё, что их Рассадник породил! Кто победит – решу Я самовластно, – «Единовластью» бросив напрямик: Я – Гражданин! Ценю – Многообразие! И Голосую Против «Проходных»!.. 02.12.2006

Венед: Меня затрах достал мой старый знакомый, большой любитель погулять. Побывал в Индии, Турции, Тайланде, вокруг Европы на лайнере в 10 странах (и по Кильскому каналу для Краславы: я его фотиком снимал Аркону). Вроде бы надо радоваться за него или завидовать. Но вот разговоры и воспоминания только о том: чем угощали и сколько он испробовал "Брендов" Само собой родилось: Ворона, серая, почти что целый свет пролетом видела, да только проку нет! Дерьма заморского склевала груды, всхрапнула на плече златого Будды, над Сфинксом реяла, порхала над Венерой... А вот домой вернулась... столь же серой! Бо, вспоминала только лишь о том, как хорошо ей было за столом. Мораль, здается мне, проста и не хитра: Ведь суть не в странствиях, а в качестве пера... (С) Венед.

Краслава: Венед Не в бровь, но в глаз! А через Кильский канал мы с тобой на поезде проезжали - помнишь ещё длинющий такой мост? Ну когда в музей викингов ездили.

Венед: Помоему мы его пересекали не то 2, не то 4 раза. Да и ты говорила о нем. Дружбана зовут Вякиль, вот я ему уже по его приезду презентовал: По КИЛЬскому, за КИЛЬкой, едет наш вяКИЛЬка!

Лиса: Осень Под кривым крестом на погосте Хоронили рыжую осень. Поминали всем белым светом: И наемники, и поэты. Отпевали нестройным хором Пять бродяг под гнилым забором... Небо было светлее стали, К панихиде мы опоздали. Дул по-зимнему резкий ветер, Плакал снег по всему на свете... Как там в песне твоей поется? ...Не воскреснет и не вернется... Крест да снег - ей ли много надо? Жжет глаза рыжина наряда, Все, что было, зима покрыла. ...Этой осенью я любила... (с) Айс Детрейн frolovdd, это Вам) Сказки кончились Сказки кончились, сказки выдохлись, Закружила нас вьюга снежная, Невеселое время выдалось, Да к том ж еще - неизбежное. Кровь застывшая, ночь тягучая - Распишись скорей в получении! И с тобою нам, волей случая, Одинаковое лечение... Хоть кричи теперь - только не о чем Хоть молись богам - да не веруешь... Хоть об стену лбом - это мелочи: Сказки кончились - что ж поделаешь... (с) она же

Лиса: Лисы - странные существа, За лукавым взглядом - тоска. Просто лисьева волшебства Не хватает на всех пока. Пряча в хитром взгляде печаль, Ищут лисы то существо, С кем ни капли будет ни жаль Рыжее делить волшебство. Так и ищут, а пока не нашли, Прячут волшебство ото всех. Только изредка поманит вдали Отголоском сна лисий смех. (c)

Краслава: Говорят, что однажды собрались в одном уголке земли вместе все человеческие чувства и качества. Когда СКУКА зевнула уже в третий раз, СУМАСШЕСТВИЕ предложило: - А давайте играть в прятки!? ИНТРИГА приподняла бровь: - Прятки? Что это за игра?? СУМАСШЕСТВИЕ объяснило, что один из них, например, оно, водит, закрывает глаза и считает до миллиона, в то время как остальные прячутся. Тот, кто будет найден последним, станет водить в следующий раз и так далее. ЭНТУЗИАЗМ затанцевал с ЭЙФОРИЕЙ, РАДОСТЬ так прыгала, что убедила CОМНЕНИЕ, вот только АПАТИЯ, которую никогда ничего не интересовало, отказалась участвовать в игре. ПРАВДА предпочла не прятаться, потому что в конце концов ее всегда находят, ГОРДОСТЬ сказала, что это совершенно дурацкая игра (ее ничего кроме себя самой не волновало), ТРУСОСТИ очень не хотелось рисковать. - Раз, два, три, - начало счет СУМАСШЕСТВИЕ. Первой спряталась ЛЕНЬ, она укрылась за ближайшем камнем на дороге, ВЕРА поднялась на небеса, а ЗАВИСТЬ спряталась в тени ТРИУМФА, который собственными силами умудрился взобраться на верхушку самого высокого дерева. БЛАГОРОДСТВО очень долго не могло спрятаться, так как каждое место, которое оно находило казалось идеальным для его друзей: Кристально чистое озеро? Для КРАСОТЫ. Расщелина дерева? Так это для СТРАХА. Крыло бабочки? Для СЛАДОСТРАСТИЯ. Дуновение ветерка? Ведь это для СВОБОДЫ! Итак, оно замаскировалось в лучике солнца. ЭГОИЗМ, напротив, нашел только для себя теплое и уютное местечко. ЛОЖЬ спряталась на глубине океана (на самом деле она укрылась в радуге), а СТРАСТЬ и ЖЕЛАНИЕ затаились в жерле вулкана. ЗАБЫВЧИВОСТЬ, даже не помню где она спряталась, но это не важно. Когда СУМАСШЕСТВИЕ досчитало до 999, ЛЮБОВЬ все еще искала, где бы ей спрятаться, но все уже было занято. Но вдруг она увидела дивный розовый куст и решила укрыться среди его цветов. - Миллион! - сосчитало СУМАСШЕСТВИЕ и принялось искать. Первой оно, конечно же, нашло лень. Потом услышало, как ВЕРА спорит с Богом, а о СТРАСТИ и ЖЕЛАНИИ оно узнало по тому как дрожит вулкан, затем СУМАСШЕСТВИЕ увидело ЗАВИСТЬ и догадалось где прячется ТРИУМФ. ЭГОИЗМ и искать было не нужно, потому что местом, где он прятался оказался улей пчел, которые решили выгнать непрошеного гостя. В поисках СУМАСШЕСТВИЕ подошло напиться к ручью и увидело КРАСОТУ. СОМНЕНИЕ сидело у забора, решая, с какой же стороны ему спрятаться. Итак, все были найдены: ТАЛАНТ - в свежей и сочной траве, ПЕЧАЛЬ - в темной пещере, ЛОЖЬ - в радуге (если честно, то она пряталась на дне океана). Вот только ЛЮБОВЬ найти не могли. СУМАСШЕСТВИЕ искало за каждым деревом, в каждом ручейке, на вершине каждой горы и, наконец, он решило посмотреть в розовых кустах, и когда раздвигало ветки, услышало крик. Острые шипы роз поранили ЛЮБВИ глаза. СУМАСШЕСТВИЕ не знало что и делать, принялось извиняться, плакало, молило, просило прощения и в искупление своей вины пообещало ЛЮБВИ стать ее поводырем. И вот с тех пор, когда впервые на земле играли в прятки, ЛЮБОВЬ - слепа и СУМАСШЕСТВИЕ - водит её за руку... Притча

Ярослава: Здорово!

Cмельдинг: http://smelding.livejournal.com/273555.html надеюсь, повеселитесь и вы...

Мичман: Cмельдинг ))))))

Краслава: Cмельдинг Ой повеселилися.... Поздравляю тебя друже. Правы твои друзья с фройнд-ленты - даже номинация - это тоже уже шаг вперёд. Ты бы мог себе такое представить ещё лет 10 назад? ну при ебне? Ну вот то-то... Ничего, курочка по зернышку... а камень точит. Хорошие у тебя книги, правильные и "побудители Духа Русов" - а это уже народное признание. Короче вот, так вижу. И ещё раз - Поздравляю и с выходом книги и с будущей премией!

Лиса: На меня объявлена охота. Я бегу в степи, не чуя ног. И сейчас мне страшно до икоты От шального лая гончих псов. Догоняют. Никуда не деться - Впереди лишь небо и обрыв. Мы играли здесь когда-то в детстве, Напрочь об опасности забыв. Дождь. Алмазы искр на рыжей шкуре. Сердце бьется всё больней, быстрей. Я была, наверно, полной дурой, Веря обещаниям людей. Ближе, ближе, лай морозит душу, И запутать след уж не успеть. Но, чем сдаться, так, пожалуй, лучше Разбежаться, прыгнуть и - взлететь. Пусть не в небо, вниз, ведь я не птица. Даль внизу маняще-глубока. Вновь идет охота на лисицу. След, кровавый след через века. Как же страшно попрощаться с солнцем. Близко смерть. Я слышу ее смех. Прыгнуть. Чтобы людям не пришелся На ушанки рыжий мягкий мех... (с) Redrik_Fox

Лиса: Явилась в мир она под крики соек, Вдали от городских и прочих стен. Она была красивой юною лисою, Ее хотели сжечь как ведьму на костре. К столбу была прикована цепями, Ведь быть лисой рожденной смертный грех. И, словно жадное оранжевое пламя, Пылал на солнце рыжий лисий мех. Закат был мрачным и кроваво-алым. Вокруг толпились люди, все в слезах. Лисица в центре алого цветка стояла, И дым щипал ее прекрасные глаза. Тогда, одернув форменный свой свитер И заявив, что в мире все фигня, Наиглавнейший, самый главный инквизитор Лису на руки взял и вынес из огня. И спала цепь с лисы, по звеньям треснув, И сам собой погас цветок-костер. Об инквизиторе с лисой слагают песни, Но их самих никто не видел с этих пор...(с)тырено

Alinka2: Плоские люди. Плоские люди себя так назвали, От многогранности они устали. Они лишь лечат себя от страхов, Завязывая руки в длинных рубахах. Они всегда себе вопрос задают- Зачем и куда они идут? И каждый день молются они, Чтоб не помереть им с тоски. припев: Плоские люди, помочь иль наказать? За то, что пути природы вам не понять. Дойдя до тоннеля ломитесь в дверь Не понимая, что с вами теперь. Вам что-то сказали, но вы заткнули уши, Это в ваших правилах - никого не слушать. В ваших так же правилах - всегда молчать, Спросят "кто виноват?", нельзя отвечать. Вы лучше ходите всегда по стене, Чтобы остаться с плоским на ровне. Чтоб были параллельны тело и река, Дабы теченьем ровно вас несла. припев: Плоские люди, помочь иль наказать? За то, что пути природы вам не понять. Дойдя до тоннеля ломитесь в дверь Не понимая, что с вами теперь. Каждый день самим говоря: "Завтра с начала всё начну я", А потом тело в рубаху окутав Станете завязывать сами себе руки. "Я не силён, я очень даже слаб, Хочется небес, но вызывают страх."

Лиса: Лакоста Камилла Небо мое Посвящается, даже скорее дарится, моему хорошему другу. - Сварт Оруэн, признаешь ли ты свою вину перед Богом и Людьми? - Не признаю. Вины за мной нет никакой... - Сварт Оруэн, признаешь ли ты, что в преступной гордыне посягнули на священное право Богов касаться неба? - Я не признаю священности этого права. Небо - для всех. - Богохульник! - Бросить его со скалы! Крылатые негодовали. Целый город кипел как море в шторм. Сварт стоял один среди Лысой плеши - небольшой, десять шагов в поперечнике, площадке. Некогда на ее месте был пик одной из скал Города Ветров, но ветер и ливни слизали вершину, оставив плоскую плешь. . Старейшины, из тех, что уже не держались на крыле, занимали почетные ложи, и, как и подобает, взирали на отступника с горечью и негодованием. Сварта бесило укоризненное сочувствие тонувших в морщинистой сетке глаз. "Скорее бы кончилось..." - ветер свистел в ушах, заглушая далекий рев моря. Иерофант расправил крыло и мягко спланировал на Плешь позади отступника. Сварт даже не оглянулся. Горожане, теснившиеся на ветках, канатных мостах, уступах, притихли. Сварт знал, там, среди них, были и те, кто чтил закон Богов не больше, чем он сам, кто хотел бы, если б мог, и сам дотянуться до неба. Но мог только он. Легкий, ловкий, "на ты" с ветром, он нырял в ослепительную лазоревую голубизну легко, как птица, поток обнимал его, подхватывал, нес выше и выше, и только размытые треугольники - крылья безнадежно отставших приятелей. Он не знал, кто из них предал. Может быть Рыжий Эд. Слишком неповоротливый для того, чтоб поймать высокий ветер. Или Джад-песочник... хотя он то мог бы, если бы постарался. Сварт не знал. И не хотел знать, кто доложил совету о забавах молодых охотников. - Признаешь ли ты свою вину? - повторил старейшина, напирая. - Нет! Небо - для всех. Я летал высоко, выше облаков, там нет никаких богов! Толпа ахнула. Иерофант изменился в лице, сжал руку, словно хотел ударить наглеца, но сдержался. - Старейшины решили... - жрец набрал воздуха в легкие и заговорил так, что скалы, казалось, испуганно вздрогнули. - Ты приговариваешься, Сварт Оруэн по прозвищу Сокол, к лишению Крыльев! Тишина накрыла войлочным мешком, заложила уши и затопила сознание. И в этой тишине был слышен только треск разрываемой материи крыльев. Сварт сжал зубы, до скрежета, до боли, пытаясь перебить ту, несуществующую боль отрываемого крыла, ему казалось, что пальцы Иерофанта сминают не хитроумную систему креплений и ремешков - рвут его сухожилия, выворачивают кости. - Со скалы его! - чей-то нерешительный голос подхватила толпа, и вот уже людское крылатое море скандировало "Со скалы! В море! В море!"... Вчерашние соседи, друзья... Сварт не всматривался в лица. -Тихо! - Иерофант поднял руку, гомон утих. - Ввиду молодости и скудоумия птенца, совет решил смягчить наказание. Сварт Оруен, за дерзость и своеволие ты будешь заключен в Черную Башню до тех пор, пока не признаешь свою вину и не покаешься. Как видишь, все зависит только от тебя. Признаешь ли ты свою вину? - Нет! - в третий раз отрезал Сокол. - Небо - для всех! Иерофант скривил губы, покачал головой - почти сочувственно, по-отечески, и кивнул двум стрижам - уносите. Сварта подхватили под руки и унизительно, точно бурдюк с водой, поволокли на запад, где чернела острая спица башни. Ветер ударил в лицо холодной ладонью, Сварт поморщился и... ... проснулся. Этот сон снился ему часто, чаще снилось только небо. Большое-большое, той лазоревой, бездонной синевы, какой оно бывает только весной. В снах о небе он был счастлив, он нырял в восходящий поток и, как прежде, расправлял крыло... Он научился не просыпаться долго, очень долго, балансируя на самом краешке яви едва ли не сутками смотреть сны о небе. Пробуждения после них были особенно ужасны. Потолок камеры едва-едва позволял выпрямиться в полный рост, спать приходилось, поджав ноги. Дважды в день, утром и перед сном, низенькая дверь отпиралась, и в его угрюмую темницу просовывал лысую башку угрюмый охранник, приносил похлебку и справлялся, не надумал ли узник каяться. Узник не каялся. Вот уже третий год. Старейшины знали, что делали. Темница башни позволяла жить и не умирать. И только. Нет, они не хотели мучить птенца. Теперь то Сварт понимал, что не хотели. Они лишь хотели призвать к покорности зарвавшегося мальчишку, любившего свободу больше чем Богов. Принудить, отняв его свободу. Они не понимали, что его свобода была внутри, что, предав ее, он не взлетел бы, даже вернув свои крылья. Поначалу он надеялся умереть. Он желал этого так сильно, как не желал даже летать. Он пытался не есть, но молодое, крепкое тело цеплялось за жизнь, за малейшую толику силы, требовало опустошать ежедневную миску с похлебкой. Тело стало главным его тюремщиком, оно вырывало его из сладких тенет сна и возвращало в убогий каменный мешок. Спустя месяц он смирился. Спустя почти полгода - привык. Но пыткой, ежедневной, еженощной, непрекращающейся, была не теснота и полумрак. На высоте его лица, почти под самым потолком, в его камере оставалось оконце. А в оконце - издевательской насмешкой - виднелся неровный лоскут неба. Здесь, на невообразимой для обычного крылатого высоте, на которой громоздилась башня, небо синело той особенной прозрачной лазурью, к которой Сокол так давно и безнадежно рвался. По ночам краешек луны висел низко-низко, казалось, протяни руку - ухватишься, но луна обманывала. Он любил это небо, до боли, почти до безумия. Жалкий лоскут, умещавшийся в узкой, в две ладони, бреши в стене. Сквозняк, веявший по ногам зимними ночами, первые лучи новой весны, будившие его апрельским утром... Это заставляло его оставаться живым. Это мучило его хуже несвободы. Он пытался не смотреть, забыть, не обращать внимания. Уговаривал себя не думать, а Солнце - не заглядывать в его жилище, но срывался, приникал к оконцу и жадно пил ветер, пряный ветер со вкусом свободы. На тысячный день его заточения снова пришла весна. Весна ворвалась в темницу непрошенной, полоснула болью по подживающим рубцам на душе - тем, что некогда были крыльями. Ветер пах травой и морем, он нес с собой шелест листьев и цветочную пыльцу. Сокол и представить себе не мог, что жизнь - такая легкая, доберется так высоко. Все тянулось к небу - сизый мох в обилии разросшийся у окна, тонкие нежные травинки, пробившиеся среди трещин в камне. А под крышей - как раз над самым оконцем, свила гнездо какая-то нахальная пичуга, презревшая всякие законы природы и тех самых, несуществующих богов. Сварт перестал спать. Ветер сводил с ума, ветер приносил сны, от которых сердце трепыхалось, как синичье крыло... Сокол перестал следить за днями и считать ночи, ставшая привычной теснота и сырость каменного мешка давила с новой силой. На десятый день он поймал себя на том, что в полузабытьи мастерит Крыло из рогожи и арестантской робы. Мастер крыльев не может забыть свое дело. Сварту не хватило весны, чтоб стать мастером... Но крыло жило. Он трижды ломал его, но крыло, упрямое, само собой собиралось снова, словно сговорившись с непослушными, безумными пальцами. Он помнил его, до последней завязки, мог повторить по памяти любой узелок. Под вечер в темницу, как обычно, явился страж. - Ей, парень... Есть хочешь? Сварт лежал на подстилке, тупо уставившись в трещинку на стене. Трещинка походила на вилочковую перекладину крыла. - Я похлебку тебе принес, слышь ты... Живой вообще? Может, надо чего? Сварт обернулся, прошептал спекшимися губами: - Заложите окошко... Много позже ему стало лучше. Жар спал, прошла лихорадка. Сварт сел на постилке, протер глаза. Ни зги не видно. Ночь? Но в окне - непроглядная темень и пустота. Он тяжело поднялся, на ощупь добрел до окна... Камень. Чуть влажный, холодный... Потеки раствора на пальцах. Вспомнилось озадаченное лицо стражника, деловито закладывающего брешь в стене. - Я этого хотел, - сказал себе Сварт. И не поверил. За стеной плескалось небо, оно никуда не делось, оно жило в нем самом и вне его, и никакие стены не спасали от невозможности дотянуться до божьей обители. Сварт ударил молча, хотя ему казалось, что он кричит, что кричит каждая клеточка тела, кричат руки и даже кустарное, из лохмотьев сооруженное крыло за спиной. Он ударил не по свежей кладке - по отчаянью, по тоске по небу, которую не убить, пока жив сам Сварт. Первым поддалась не новая кладка. Как ни странно, первым развалился источенный корнями, подъеденный временем и ветрами, старый булыжник, а за ним, точно только на нем и держалась, осыпалась и стена. Камни с торжествующим рокотом катились вниз, по почти отвесному склону, а над ним, насколько хватало глаз, стелилось небо. Башня кренилась, башня готовилась умереть. А Сварт, завороженный, стоял и пил ветер... От неба его отделял только шаг и страх перед первым взмахом крыла.

гость: Как то написалось ..... само .... Вот странно, я заметил по себе, Как что, так сразу хвать за карандаш, иль ручку . И ну, строчить дрянной, рифмованной стройкой Как я судьбой обижен жутко. А если вдруг подумать, наконец, Собравшись с мыслями и разобравшись в сути , Я понимаю, что вот это все, что здесь я настрочил- Лишь просто графоманские потуги А как я мнил себя, в мечтах купаясь в славе Ну как же , ведь во мне Огонь Богов , А на поверку вышел лишь кусочек Дара Чтоб мир имел пример, дурных стихов.

Лиса: Петр Бормор. Дракон и котенок. Темной ночью Дракон опустился на лугу недалеко от стен дворца. Здесь по утрам выгуливали принцесс, и он намеревался завтра раздобыть себе новое домашнее животное. Найдя место, где трава была повыше и погуще, Дракон распластался на земле, подобрал крылья и приготовился ждать. "Это хорошо, что я зеленый и плоский,-подумал он,- пока не нападу, никто меня и не заметит. Сами принцессы-то не кусаются, но у самцов, которые их сопровождают, очень неприятные жала." И в этот момент кто-то ударил Дракона по морде. Совсем слабо, но весьма решительно. Дракон скосил глаза, пригляделся и увидел у себя под носом котенка. Котенок стоял, растопырив тощие лапки, выгнув спину горбом и распушив хвост; от этого он казался вдвое больше. И это хорошо, потому что иначе Дракон бы его даже не увидел. -Ты чего?-удивился Дракон. -Ничего,- ответил Котенок.- Я охочусь. -На кого? -На тебя. Дракон моргнул, а Котенок важно объяснил: -От вон той березы и до забора - мои охотничьи угодья. Раз ты сюда залетел - ты моя добыча. -Да неужели?- усомнился Дракон. -Точно-точно!- Котенок прыгнул вперед и накрыл лапками палец Дракона.- Я тебя поймал, теперь ты мой! -И что ты будешь со мной делать?- Дракон заинтересованно склонил голову набок.- Съешь? Котенок задумался. -Нет. Не хочу я тебя есть. Ты красивый. -А что хочешь?- спросил польшенный Дракон. -Играть хочу. В кошки-мышки. Я буду кошкой, а ты - мышкой. Дракон сел на хвост и озадаченно почесал лапой за ухом. -Малыш, ты какой-то ненормальный. Я же Дракон! Ты меня должен бояться! -Я никому ничего не должен!- вскинул мордочку Котенок.- Мы, кошки, делаем только то, что хотим. А я хочу играть. -А больше ты ничего не хочешь?- прищурился Дракон. -Хочу, конечно!- отозвался Котенок.- Я еще хочу, чтобы мне почесывали брюшко, поили меня молоком и катали на спине. Дракон покосился в ту сторону, где громоздились в темноте башни королевского замка. "Да ну ее нафиг, эту принцессу!"- подумал он -Ладно,- кивнул Дракон Котенку, который уже пристроился тереться мордочкой о драконью лапу, и бережно подхватил его когтем под брюшко.- Хочешь жить у меня? -А ты будешь со мной играть? -Буду. И молоком поить, и брюшко почесывать. -Я согласен,- важно кивнул Котенок и вскарабкался Дракону на спину.- Все-таки хорошо, что я тебя не съел! --------------------------------------------- А принцесса даже не узнала, какой прекрасной участи ей удалось избежать.

Лиса: Яблочко без тарелочки Безрассветное утро серое. - Где были? - У развилочки. - Кто послал? - Сами бегали. Постояли молча, подумали: Срок расписан, пути указаны, Не сойдешь – собьют люди «верные» Не идти – так уж сказки рассказаны, Уже звезды над лесом развешены, Воронье ждет сигналов по веточкам. Что же делать нам? -Отправляйтесь в путь . Нынче яблочко без тарелочки . (c)

Всеслава: Вот такие стихи написал мой муж. Искуственным светом тебя ослепили, Подправленной правдой состарили кровь, Инстинкты звериные, раскрепостили, Заставив поверить в удобных богов. И выбор сделав за тебя Всучили в руки Рок иной, И струны сердца теребя, Поют лукаво: "Ты-не Гой К чему тебе пути земные? И предков праведный закон, Несущий свет, в умы людские.... Брось. Отрекись. И будь спасен" Зачем служителям покорным, Тот кто душой, не покорен? Не внемлет он молитвам скорбным, Не гнет спины пред алтарем, И не считает месть за слабость, А лучшей долей - смерть в бою, И не псалмы приносят радость, А песни птицы Гамаюн.... Автор Илья Телюк

Ярослава: Всеслава , мне понравилось. Хорошие стихи.

Краслава: Стихи С. В. Павлова По голубому снегу — шаг. По голубому снегу. Как он глубок! Как хороша Мечта — достичь ночлега! По голубому снегу — шаг. Идущий целиною Опять застыл, с трудом дыша, Под голубой луною. Под голубой луной, внизу, Он тянет многоточье. Вот стер застывшую слезу — Мороз крепчает ночью. Вот оступился и осел... Секунда, десять, двадцать... А если это твой предел? Что ж медлишь ты подняться?! Ах, голубой приманка-снег, Сон детский, безмятежный... Встряхнись, опомнись, человек! Ах, снег мой, хищный, нежный... Гул, и стон, и свист, и вой, Глухо ухающий ветер. На закате, на рассвете — Снежных вихрей дымный рой. Рваный воздух гонит снег, Вихри ввинчивая в скалы, Ветер, кажется, навек Над Крестовым перевалом. В сновиденьях, виденьях, бреду Я бреду, я медузой плыву в океане. За черту перейду — надо мною во льду Разноцветные блики желаний, Отгоревших в кристаллах небес, Переливов холодная пляска, Неразгаданно-ярких чудес Недосказанно-страшная сказка... Зимы последний вздох... Уже стучит капель. Но вдруг переполох — Прощальная метель. Шальная круговерть, Пушистых крыльев мах. Слетает с неба твердь, Белеет на холмах. И снова за окном Весенних капель стук... Зима была давно, Разомкнут снежный круг. Давай позабудем на вечер Наш слишком рассудочный век И выпьем за вечер, за свечи, За прошлый и будущий снег, За этот закат полосатый, За капли сосновой смолы... За то, чтобы век наш двадцатый Не тронул медвежьи углы. Твои друзья... Ты выбрал среди многих, Прошедших рядом, выбрал их одних. Ты выбрал их, прощающих и строгих, И хочешь верить — выбрали они. Снята перчатка, сделан шаг отважный, — Прочь спасенья, все начистоту! Поверив, и доверившись, однажды, Что ты нашел? Добро и простоту. Нашел в настороженном вечно мире, Где искренность беспечности равна. Ведь в дружеском кругу мишенью в тире Не может стать открытая спина. Короче, без нотаций и морали, В конце концов, не о моралях речь, Друзья тебе тогда друзьями стали, Когда друг друга стали вы беречь.

Краслава: Письмо украинскому русскому поэту А.П.Чехову Б.Г.Херсонскому. Вы мне все про Освенцим, Да про банальность зла. Но я, не будучи немцем, Не в ответе за эти дела. У меня дело другого свойства, Уважая национальные чувства, Хотелось бы поговорить об устройстве Современной поэзии русской. Не в том беда, что она к евреям Попала под руководство, это не порок, А в том, что мы в результате имеем Конкретный литературный совок. На всех местах председательских В премиальных жури, В редакциях и издательствах Сели новые секретари. Решают тайным советом Бульдогами под ковром, Кого назначить поэтом, Кого объявить козлом. Литературные премии И места на Парнасе Делят между евреями И пидарасами. Повсюду, словно ризома, Сеть их власти раскинулась, А мы гибнем, как хромосомы И как матка при климаксе. Мы пишем в стихах про природу, Про извечные тайны, А они предлагают народу Заниматься сексом анальным. И о наличии талантов Аргументы довольно плоские, На смену маршалам пришли адъютанты Гандельсман и Гандлевский – не Бродские. Сказано было где-то: Горе вам люди Писания Возлежащие на фуршетах, Председательствующие в собраниях. Мы на пропаганду Содома Не купимся, русские люди, И мимо их тещиного дома Без приколов ходить не будем. Верю, для русской нации Не все закрыты дороги, Спасет нас модернизация (вариант компьютеризация) И нанотехнологии. В Интернете возможность высказаться Обрел голодный и раб, И власть у хозяев дискурса Уходит из цепких лап. http://www.deduhova.com/blog/?p=1693

Лиса: Монолог в утробе матери Евгений Кисляков Здравствуй, мама! Ты проснулась? Я пока что не хочу. Ты оделась и обулась, А я ножкой колочу, В твой животик... чуть щекотно, Ведь тебе не больно, мам? Мне не очень здесь свободно, Как на воле, в жизни, там... Я пока что не родился, И чуть-чуть потороплюсь Мне сегодня мир приснился, Тот, в котором появлюсь. Как ты выглядишь, не знаю, Мне б уже прийти скорей. Да... Мамуль, я обещаю Буду лучше всех детей! Я послушным буду сыном С моих самых первых дней, Стану смелым я мужчиной, Мир ваш сделаю добрей. Мам, ты плачешь… Что случилось? Не волнуйся, я с тобой! Что сердечко так забилось? Ты живот погладь рукой… . . . Врач... Больничная палата, Скальпель режет не спеша, В кассу небольшая плата, За убийство малыша... http://www.stihi.ru/2009/07/15/589

Всеслава: Лиса, да, холодный пот выступил на лбу, после рождения сына по другому стала смотреть на все.

Венед: Жестоко!!! Сильный слог!!!

гость: Гуляю по лесу ,вдыхаю воздух свежий . Он так пьянит морозным хрусталем. Лишь белки бегают по веткам , И нарушают крепкий зимний сон Лесной. А снег блестит , переливаясь самоцветом. В ярчайшем зимнем солнце февраля . И на душе спокойней как то стало, Как будто Дома ... Здравствуй Лес ... Вернулся.... Это я... Ты помнишь меня мелким карапузом, Что ползал среди ягодных кустов. Или как пер велосипед сквозь буреломы сосен. Наваленных безжалостным дыханием ветров. Как прибегал к тебе с бедой ,обидой, горем. Рассказывал взахлеб , Уткнувшись лбом в шершавый ствол сосны. И получив совет и утешение, Летел домой , частенько даже не благодарив . И я как в детстве лбом опять уткнулся, В шершавый ствол той памятной сосны, И стал безудержно рассказывать о жизни , Все будто бы по полкам разложив . Не знаю сколько простоял я , Уткнувшись в теплую пахучую кору. Но боль ушла , ушли как встарь переживанья. И я обнявшись на прощанье , уехал снова ..... Теперь уж до весны. ///////////////////////////////////////////////////////// Кому то я мешаю жить и петь , Кому то просто я мешаю, А кто то мне завидовать вдруг стал Я ржал как конь когда ребята мне сказали . Ведь вроде как обычный человек Да с парой своих рыжих тараканов . С чего завидовать моей судьбе Такого я врагу не пожелаю . И как то сумрачно в душе , Там только ветер да ошметки , Кружатся в диком колесе , А были же когда то плотью . И был когда то монолит , Из чувств , надежд ,простых желаний . Теперь лишь ветер там шумит. Заносит все песком барханов . И верно говорил мудрец – Ты молод лишь пока душа жива . Пока горит она огнем , Ты будешь Жить – теперь она мертва . И я старик .... бреду по краю сумрачных барханов .

Всеслава: Ребета, какие вы стихи пишите замечательные, я не специалист, но мне кажется они талантливы, потому что идут из самого сердца, спасибо вам всем. У нас тоже родилось еще одно стихотворение. Проснуться мне бы утром зимним, Едва рассвет коснется неба, В Руси языческой, старинной, Умыться чистым, белым снегом. Сам дух Руси людьми силен, Защита-Обережный круг, И здесь один закон, И Богу ты не раб, а внук. Тут Божьим словом не лукавят, И павших предков помнят, чтут, И по делам достойных славят, И в очи глядючи не лгут. Здесь тени предков у костров На общем праздничном пиру, Заложат мудрость, силу слов, Благославят на ратный труд. Мне б в той Руси навек остаться, Пьянея пить свободный ветер, По чести жить, любить, сражаться Покуда жив и Солнце светит.

Лиса: Памяти Гагарина... Взлетел, как сокол, русский парень, Над рабством суши и воды, Но плюнул ядом Змей Тугарин - В Росиии вновь царят джуды! И гордый витязь, как Денница, Упал с небесной высоты, А Демиург замкнул в темницу О звездах, русские мечты... Неужто ты летал, Гагарин, Затем, чтоб жизнь была пуста, Что бы попов свиные хари Опять нам тыкали Христа? Зачем ты шёл походкой гордой, Как бог, на русский космодром, Чтоб через век, цветные орды До тла разрушили твой дом? Чтоб толпы спившегося быдла И жалкий офисный планктон, Уткнув в навоз мещанства рыла Сменяли космос на гандон? Вопрос...вопрос...Но нет ответа... Молчат безмозглые стада, Вся равнодушная планета Молчит, не ведая стыда... Прости, Герой...Мы все просрали, Мир превратился в Каганат, А ты, средь звезд, пируй в Валхалле, Ведь ты - ни в чём, не виноват... http://rus-antichrist.livejournal.com/114095.html

Краслава: Прости, Герой...Мы все просрали, Мир превратился в Каганат, Чтоб через век, цветные орды До тла разрушили твой дом?

Краслава: Олеся Николаева "...Кичливый лях, иль верный росс?..." А. С. Пушкин, “Клеветникам России”. 1 Варшава гневная! С тобой мы не в ладу. Не в духе, что ли, ты проснулась на виду Европы, потерявшей интерес к тебе, и, грудью ложась на стол, чтоб ложку мимо рта не пронести, швыряешь нам счета, мифически взывая к правосудью? Варшава шалая, с шипами: всхлип и шип из уст доносится, смотри — язык прилип к гортани, притупилось жало, и жалок голос, он охрип, осип, а ведь когда-то под прикрытьем лип Речь Посполитая так бурно клокотала! Варшава ушлая, шальная, широка ты Вислой выспренной, в запястьях же узка, в ладонях жадная, нежна твоя рука, зато легка пощечина, звонка, да вот щека — щетиниста, шершава, Варшава! Варшава шумная, сиди себе сверчком, на бледном темени с тревожным родничком молчком. Или забыла ты, как в оные года валялась, праздная, в канаве без стыда, без платья шелкового, волоса торчком, ничком? 2 За что? За брестский мир, за черный сор, за сговор воровской, за твой вихор, по-петушиному встававший дыбом, за спесь твою, неряшество и вздор тебя причесывали, делали пробор, плели косу, вели на царский двор, где пруд серебряный, и видно до сих пор, как отражалась ты на зависть рыбам. Но ты ушла, надменная, и дверь вслед за собой захлопнула с надрывом, за что ж ты платы требуешь теперь, размахивая векселем фальшивым? За что? за одичалые стада вражды твоей и вероломства — да, за злую похоть, суеты излишек и за Москву, спаленную при Мнишек, за ход конем, за лютую стрелу, за патриаршью смерть в лихом углу, за ядовитый привкус святотатства, за кровь дурную, за “пся крев”: иглу отравленную — униатства?.. 3 Строптивая, Европы на краю, кого желаешь пнуть, кого — потешить: под “Варшавянку” блудную твою расстреливать вели и вешать… Кому готовишь огненную сечь и огоньки болотных страхов, зачем ты снова затеваешь речь — Речь Посполитую и распаляешь ляхов? Варшава шустрая — до моды, щегольства охочая, — ты жаждешь сватовства с Парижем женственным и Лондоном лукавым. Когда суха земля, зыбка листва, ты корни рвешь славянского родства: все шуйцей норовишь за ухом правым. Давно ли Римским папой нищету ты прикрывала, била на лету, как козырем?.. Горящий померанец твоих волос — он виден за версту, и папа ныне над тобой — германец. 4 …Мне вдруг напомнила — здесь, в ледяном краю, ты Леокадью — польскую мою прабабку — в немощи, в тряпье, желая страстно сломать ход времени, она, швырнув очки, сжимала крошечные злые кулачки, лупя одним другой: “Холера ясна!” Но прадеду была верна во всем — крестясь по-нашему, молилась Матке Боске, блюла родство и бледным жглась огнем… …И ты ходи при ясном свете, днем, Варшава шаткая! И помни о своем — кто ты, откуда ты, характер твой каковский… Пока мы чашу пред Голгофой пьем, жуй хлеб беспечности, болтай о том о сем и потчуй паньство kaczkoi po zydowski.

гость: Кому я нужен , тот меня найдет . На липовой аллее вымершего парка Там время не течет совсем , Там все, как было у меня когда то . Там тишина , покой – Которые теперь мне только снятся. Там листья лип по доброму шумят . Там злоба вся уходит безвозвратно. И если нужен, как ни кто другой . Ищи меня на той аллее . Быть может я очнусь , пойду с тобой … Но сам придти к тебе теперь я не сумею. ,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,, Костер .... гитара , тихий шёпот звезд , под перебор уставших струн . клинок наточенный до слез , что в отраженье древних рун. В походной кружке терпкое вино в округе разливается покой , уют ... и лишь в дали, пред взором внутренним горит. огонь свечи , там Милая ... там ждут ..... А за спиною звон мечей , Гудящий рой каленых стрел И песня что тогда запел Подняв в атаку сотни тел , И был той сечи лютый вой , И был звериный твой оскал . И песнь, что ты тогда запел Зажгла в людских сердцах пожар. Пожар той ярости святой Вдохнул в солдат незримый Бог Придя к сынам своим на зов, Который ты все распевал . Свистела сталь тот гимн во славу , Бесстрашным воям, яростным сердцам. И пели сотни душ , тот гимн…. Которым стала твоя песня, Воспламенив в людских сердцах пожар….. Теперь все позади , все за спиной Теперь костер , гитара, тишина . И взор все внутренний манит Огонь свечи ….. тебя там ждут ……. ………..там Милая твоя … …..

Лиса: РУБЕЖ Кончается все, как и было предсказано, Под пальцами краски с картин осыпаются, Не важно, какими судьбами мы связаны, Последний рубеж. У него - не прощаются, А просто расходятся в разные стороны, Спокойно промолвив: "Ну, может быть, свидимся..." И в небе не кружат ни чайки, ни вороны, Мы не попрощаемся и не обидимся, На мартовский снег, на ночные автобусы, Которых дождаться никак не случается, И полюсы старого школьного глобуса Во веки веков навсегда разлучают нас... А впрочем... Конечно, однажды мы встретимся, Друг другу навстречу случайностью движимы, "Как жизнь?" "Неизменно. Земля все же вертится." В глазах - удивленье: "Ну надо же, выжила..." (с) Айс Детрейн

гость: По жизни разучился я любить По жизни людям я не верю , Зачем, пред чем то , кем то, падать ниц , Тем паче, это не для Зверя … По жизни я иду по ритму Удар, труп , шаг , удар, труп, шаг , И нет надежней алгоритма Под этот ритм я чеканю шаг . Под этот ритм я отношусь и к Жизни Которая из войн вся состоит Я плакать в детстве разучился , Душа как лед , а он ни грамма не болит. И нет прекрасней развлечений . Чем битвы яростный оскал, Когда ты выпускаешь Зверя, А он не ведает преград……. Зачем , почем живу, уже не представляю , Зачем давлюсь таким холодным яростным огнем Хотя…. Наверно для того …. Что бы полоска острой закаленной стали , Прервала путь на пике яростной атаки , И подарила долгожданный мне покой …..

гость: Мне как то скучен этот мир .. И к этому еще противен.. Прогнили души воинов лихих. И стала грязь, доспехи превращать в руины . Могучие мечи, что наши предки Ковали для потомков будущих своих Теперь покрылись ржавой бахромою Теперь они как прутики метлы – хрупки. Погрязли в рабстве духа , тупости и лени , Вымаливая милость – дай нам днесь И нет милее им объедков Которые, как псам, под стол им кинет господин Забыв, свободные просторы Мира Которые, как воздух были всем нужны . Они традицией как бы прикрываясь Одели дружно золотые кандалы Идеей, что воняет трупным смрадом … Отравлен был прекрасный детский Мир И вот продвинутое чадо , уткнется в комп Или бухой, ползет в сортир… А я наверно не нормальный … Но с каждым днем, мне больше хочется Войны И кровью черной и поганой Залить всю Землю Матушку по тын Смеясь, идти в могучей конной лаве Склонив копье , тараном, что бы был удар Пройти сквозь строй врага гнилой, поганый , А после развернутся чтоб добить его . И после боя выпарится в бане Попить кваску , одеться в чистый лен И править меч , потравливая байки , Для битв грядущих, подготавливать Его…….

Лиса: Было время, когда Зимы не было. Не было -- и всё. Круглый год шелестели зелёной листвой отпрыски Мирового Древа, земля не знала холода и щедро кормила всех живущих. И Срединное море, сквозь которое Древо растёт, было тёплое-тёплое, как парное молоко. Сёстры Жар-Птицы, сменяя друг друга, летали под кроной, и ночью оттого было почти так же светло, как днём. И ни Варги, ни рождённые после них ничего не страшились. Жил тогда один варг -- молодой, задиристый, умом-разумом или особыми какими талантами не отличающийся, он во всём считал себя правым, а любые споры предпочитал решать дракой. Так и прозвали его за то Буяном. И вот пришло Буяну в голову желание добыть себе Жар-Птиц. "А что? -- думал он. -- Или они не птицы? Что ли их и сохотить нельзя?" О том, как мир без Жар-Птиц будет, он и не задумался. Выбрал Буян в году самый длинный и жаркий день, когда Птицы в своём пути под кроной встречаются, пошёл к самому краю мира, где ветви Древа к самой земле опускаются, и полез наверх. Сколько он лез -- никто не скажет теперь: Мир тогда совсем мал был, а вырос с тех пор многократно. Долго ли, коротко ли, а забрался Буян на такую высь, что вниз не то что взглянуть -- подумать взглянуть страшно! Подкараулил Жар-Птиц -- да как прыгнет! Птицы с перепугу врассыпную бросились: Дневная ещё выше взлетела и в самых верхних ветвях спряталась, а Ночная вниз бросилась, к самой земле. Увидел Буян, что добыча от него в разные стороны кинулась, разозлился, но выше лезть не стал -- за Ночной Птицей прыгнул. А та от страха ещё сильнее крыльями замахала, да так с разлёту, не успев остановиться, в Срединное море влетела, дно корневое собой пробила и провалилась прямо в Подземный мир. А в Подземном мире уже тогда холодно было. Очень холодно. Почему это Люди вдруг решили, что посмертие у них должно быть без тепла и света -- кто знает? Но только вера человеческая и по сей день порой такое творит, что ой-ей! Быстро замёрзла Ночная Птица, перья распушила, вся в комочек съёжилась -- так и скакала по дну Подземья, своим теплом да движением согреться пытаясь, да от страха пережитого потихоньку в себя приходя. А тем временем холод подземный сквозь дыру в морском дне выходить начал, да так быстро и так сильно Срединное море остыло, что варг Буян, вскоре после Жар-Птицы в воду упавший, так и замёрз насмерть. Хмуро посмотрел на это Бог, но сказал только, что Буян сам себя покарал, из плоти его соорудил вокруг ствола Мирового Древа остров, шкуру по всему миру густой травой расстелил, а костями дыру в морском дне залатал. Но кости -- не корни, плотно их не переплетёшь. Тяжёлое началось время: из Подземного мира холод идёт, Дневная Птица высоко летает и спускаться не хочет, сестра её больше ночи не освещает, земля словно камень стала, вместо дождей с кроны сыпятся мелкие колючие льдинки. Всё живое страдало и гибло, лишившись привычных тепла и света, а Срединное море таким холодным стало, что корабли, далеко от берега ушедшие, замерзали и плавали по воде огромными глыбами льда. С тех самых пор море и стали звать Ледяным. Так остыл Мир, что с цветов на кроне все лепестки осыпались, и ночи стали совсем чёрные. Посмотрел Бог, сколько бед одна дурная голова сотворила, и пошёл к Дневной Птице -- уговаривать её спуститься ниже, хоть немного согреть замерзающий мир. Рано ли, поздно ли, Жар-Птица страх свой забыла, спустилась, начала снова мир греть и освещать. А там и сестра её из Подземного мира выбралась, под крону вернулась. Нескоро, но всё же стал мир таким, как прежде. А Бог, чтобы все живущие с тьмой и холодом справляться научились, попросил Дневную Жар-Птицу улетать выше в крону, разве что не так высоко, как в первый раз. И теперь раз в год холод Подземного мира с новой силой дышал сквозь Ледяное море и наступало время, которое Люди назвали Зимой, холодное и тёмное; раз в год, в самую длинную, самую тёмную и холодную ночь облетали лепестки с Цветов, а на следующую ночь в кроне сияли уже новые, незнакомые соцветия. Только Ночная Птица от пережитого так и не оправилась: она словно стала меньше, перья потускнели и света теперь давали гораздо меньше, а тепла и вовсе не стало. И вместе Жар-Птицы больше уж не летали. Мало ли что. Мало ли кто. ((с) 26.08.2010) http://amertath.livejournal.com/5001.html#cutid1

Лиса: В лето Господне 7518 -Кто вы такие? -Святые рабы. -Что вам, рябые? Прёте куды? -Русские мы... -А по виду хаза. Ну-ка, пред князем, в землю глаза! -Что за явление? В яму их всех! -Смилуйся Римон и ты, Адрамлех, За превеликую дерзость прости, И через пекло домой пропусти! -Вот она, герцог, двойная мораль! -Падлый народец, московская враль. -Чем откупитесь? Что принесли? -Пепел домов и с погоста земли... -Золота нет, хлеб побил ураган... -Только и крови, что в жилах стакан... -Как это пошло. Исшествие масс-с. -Не говорите, опять ренессанс. -Что там в прицепах? Бабы? Щенки? -Самкам плетей, пусть глядят выродки. -Жарь их похлеще по всем сторонам... -И из мужей десятого нам. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Черный от дыма и горя народ Вышел в Россию из адских ворот. Словно и не было тысячи лет, Что же нас ждет? Только Бог даст ответ.(с)daima

гость: Удар мечом … Удар копьем .. И росчерк длани Воинского Бога … Разрезал яркой вспышкой небеса И двинулись колонны легионов Спеша на битву без конца …. Спешат они на зов потомков .. Которые Пока еще Живут Которым Честь и Долг не позволяют сдаться И этот бой они еще ведут … И как река в себя вбирает ручейки , притоки Вбирает Славы тракт, в себя пути, Идущие во времена Пророков, Могучего Отечества – Руси Идут по тракту рати Святослава .. Довмонта Псковского идут … Донской, Суворов , скачут справа С тревогой впереди высматривая Путь. И с каждым шагом примыкают к Вечной Рати... Герои , с доблестью ушедшие в века Идут Кутузова солдаты , Давыдов и Бакланов с ним- лихие как всегда … Идёт Ермолова колонна Брусилова идут богатыри И в этом же строю тринадцатая рота, Землянского полка…...Идут они........ Они идут , они спешат и знают … Что сразу с марша, будет бой… Но вот успеют ли ..... не знаю Ведь Верное решенье..... ЗА ТОБОЙ …….



полная версия страницы